Персонаж 8. Сергей Федоранич

руку и поманила скрюченными пальцами, ожидая дело.

      Рождественский запихал выпирающее пузо непришитых страниц в дело и передал судье. Та мимолетом пролистав страницы, добралась до обвинительного заключения, и кабинет погрузился в блаженную тишину.

      Когда она потянулась за пачкой сигарет, Рождественский едва успел вытащить палец из ноздри. Оттуда он пытался достать невероятно колкую и упрямую козу.

      – Пальцы береги, – бросила Истомова, – у меня косоглазие, не забывай.

      «У тебя дыра во лбу», – мысленно огрызнулся Рождественский.

      – Херня тут, заяц мой, а ты нихрена не разобрался в деле, – изрекла она, попыхивая разгорающейся сигаретой.

      – Вас что-то смущает?

      – Да, мотив. Его отсутствие!

      Рождественский напрягся. Такого быть не может, ни прокурор, ни он не могли упустить столь важных моментов. Он воспроизвел в уме дело и оправдался:

      – В обвинительном заключении указывается, что у обвиняемого был, вероятно, корыстный умысел.

      – И как это доказали? Наличием денег при писаке?

      – Ну да.

      – А откуда будущий зек узнал об этом?

      – Вероятно, он даже и не думал, что решился на убийство писателя.

      Просто забрался в дорогую машину, – предположил Рома, – машина-то у Архангельского ого-го!

      – Купишь себе такую же, – успокоила его судья, – но то, что написано в объебалове и что предполагаешь ты – не вариант. Я несколько раз обращала внимание прокурора на несостоятельность этой следовательши, но у нее стальные яйца, с невозмутимой мордой оправдывалась каждый раз. Сейчас не выйдет. Вину она не доказала, и ее не докажет прокурор. И дело уже поступило к нам. И в процессе мы это не устраним. Он выйдет на свободу.

      – Но мотив – это факультативный признак состава преступления, – горячо возразил Рождественский, – он может и не быть установлен! Главное, доказать вину и установить ее форму. Тут все ясно – прямой умысел. Он знал, что собирается сделать, осознавал, какие последствия могут наступить и желал их наступления!

      – А зачем? – спросила судья. – Зачем он хотел, чтобы писатель был мертв?

      – Да не писатель же. Это совсем неважно в этом деле! Просто человек. Не знаю, может, чтобы ограбить его. Или не нравился он ему. Или девушку у него увел. Или еще тысяча причин, абсолютно неважных!

      – Ошибаешься, заяц мой, – томно произнесла Истомова и затушила сигарету. – И это надо выяснить.

      – Да зачем?!

      Судья передала ему дело и велела открыть первую страницу.

      – Читай, – сказала она. – Читай три верхние строчки.

      – М-м-м… «обвиняется Балахнин Виктор Дмитриевич 13.01.1983 года рождения, в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 105 УК РФ…» И что? Я это писал, я знаю, что написано дальше. Что вы хотите сказать этим?

      – Что в разрешении дел об убийстве я буду руководствоваться своим внутренним убеждением, – сказала Истомова, но потом, поняв, что сморозила нечто неправильное, поправилась: –