Начало. Алексей Калугин

в «маршрутку» красного «Фиата», который каким-то чудом избежал огня. Прижавшись к стене здания, обошли завалившийся на бок длинный черный лимузин.

      – Черт, вы только гляньте, – выдохнул Камохин, когда они оказались позади лимузина.

      Из открытой задней дверцы на треть высовывался гроб. Весь блестящий, видимо, из какой-то дорогой породы дерева, с ажурной инкрустацией и массивными медными ручками. Не гроб, а произведение искусства.

      – Покойнику повезло больше всех, – философски изрек Брейгель.

      – Почему? – спросил Орсон.

      – Он хотя бы в гробу.

      – Ай, да ну тебя! – раздраженно воскликнул Орсон. – Тоже мне, юморист сыскался! Я думал, ты что-нибудь дельное скажешь.

      Пройти дальше было невозможно из-за нагромождения машин. Пришлось пролезать в арку, ведущую во внутренний двор.

      – Если честно, я и сам не знаю, зачем попросился в квест, – продолжая прерванный разговор, сказал Орсон. – Мог бы сидеть себе спокойно в лаборатории и изучать доставленные поисковиками образцы.

      Видно, надоело.

      – Что именно? – не понял Осипов.

      – Дисциплина, как в казарме. Строго в определенное время тебя запускают в лабораторию. Опоздаешь на минуту – пиши объяснительную. Придешь на минуту раньше – то же самое. Если захотел в туалет, нужно попросить разрешения выйти. В четырнадцать ноль-ноль обед. И никого не интересует, проголодался я или нет. Ровно в девятнадцать ноль-ноль следует встать и покинуть рабочее место. А может быть, меня в этот самый момент гений осенил! Нет же, гению после семи вечера полагается отдыхать!

      – Это называется дисциплиной, – авторитетно заявил Камохин. – Центр, фактически, находится на военном положении.

      – А мне это не нравится.

      – Док, тебя что, силой приволокли в ЦИК?

      – Мне пообещали предоставить идеальные условия для моих исследований.

      – И что, обманули?

      – Нет.

      – Так в чем же дело?

      – В том, что я не могу работать в таких условиях! В Новом гуманитарном колледже в Блумсбери, где я работал и преподавал до перехода в ЦИК, порядки тоже были строгие. Очень строгие, господа! Такие, какие могут быть только в Англии с ее вековыми традициями! Но даже они не идут ни в какие сравнения с тем, что ты, Игорь Владимирович, называешь дисциплиной. Порядки, установленные в ЦИКе, да будет тебе известно, друг мой, это уже не дисциплина, а тюремный режим!

      – Зато все мы еще живы, – нашел устраивающий всех компромисс Брейгель.

      Надо сказать, фламандец вообще был мастером компромиссных решений. А вот заставить его самого пойти на компромисс вряд ли бы кому удалось.

      Осипов заученным движением провел большим пальцем по дисплею дескана, стирая изморозь.

      – Черт!

      Он запнулся ногой о тонкую металлическую трубу, лежавшую поперек дорожки, и упал на колени.

      Брейгель подхватил его под локоть, чтобы помочь подняться.

      – Порядок, Док-Вик?

      – Смотри! – Осипов прижал сканер к маске фламандца.

      – Эй!