Каннибалы. Юлия Яковлева

час особого президентского доверия, денег на трансфер Беловой и постановку «Сапфиров» у Вострова, у «Гидро» попросту не оказалось.

      Петр чуял, как со дна востровской души, как из глубокого подвала сыростью, тянет запашком страха.

      Борис тоже его чуял.

      – А как же хваленое московское хлебосольство? – улыбнулся Вострову. Кивнул подбородком на вазочку, которую хозяин не предложил гостям. Подмигнул Петру: – Перуанское какао.

      Востров засуетился:

      – Боюсь, это скорее лекарство, чем сласти. Китайские травы. В сутки по одной. Специальный рецепт. Составлено под генотип. Мне на здоровье, а другой съест – у него конвульсии начнутся. Остановка сердца может случиться.

      Борис улыбнулся:

      – Ну и повар у вас. Химик-фармацевт.

      – Не повар. Мой кондитер. Повар со сладким не работает.

      – Свой кондитер, – одобрил Борис. – Вот это я понимаю, роскошная жизнь.

      Он не сказал «у вас в Москве», отметил Петр, но точно подумал. Борис жил в Москве почти пятнадцать лет. Но по-прежнему его «у нас» было в Питере. Петр и сам себя на этом ловил: не говорил «дома», говорил «в Москве» – жена обижалась.

      Белые руки Вострова опять заплескались. Засуетились, перекладываясь с места на место, передвигая ручку, мышь, коврик для мыши, рамку, подпертую серебряной ножкой.

      – Между прочим, свой кондитер есть у шахматного чемпиона Магнуса Карлсена. Не ради роскоши… – Востров постучал себя по лбу с низковато надвинутыми после пересадки волосами: – …ради мозга. И знаете что? Видел я Карлсена в аэропорту раз – пацан в толстовочке с капюшоном. Никакой роскоши.

      К звенящему блюдцу Востров уже не рисковал прикасаться.

      – Вот вы, питерские, не любите, когда мы в Москве…

      – Мы все теперь в Москве, – перебил Борис. – Все теперь московские, делить тут уже нечего.

      Востров на миг запнулся. Поглядел Борису в глаза. Взвесил сообщение.

      – Вот именно! – нескрываемо обрадовался он.

      – Прошли те времена, – закончил свою мысль Борис.

      – Именно!

      Востров сиял. И тут же помчался на зеленый свет. Заговорил о «временах», о «нас».

      «Нет, он определенно слишком много трындит», – скептически наблюдал Петр. Жалко, что нельзя незаметно закрыть уши, как морской котик перед погружением.

      – …Прошли, слава богу, те времена, когда в Москве взрывали да отстреливали.

      – Это верно, – согласился Борис. – Прошли.

      – Да? Ведь согласны? Это точно! Прошли!

      Востров окончательно повеселел. Его несло:

      – …Сейчас и сосок-то ни у кого нет. Где та «Метелица» теперь? Где Петя Листерман? Жена должна быть хотя бы актрисой. Дом от дизайнера. Дети в Англии учатся. Нет, так и должно быть. В Америке тоже отстрелялись. В 30-е.

      «Начитанный», – отметил Петр.

      – Кеннеди-папаша вон бухло толкал и стрелки забивал. А вот сынок его стал президентом. Так и должно быть, – повторил Востров, очевидно радуясь этому