Каннибалы. Юлия Яковлева

тоже видели за кулисами ребенка? С кем он был?

      – Девочки говорили. У кого-то из зрителей за кулисы убежал.

      «У кого убежал, девочки видели?» – не успел спросить Петр. Маша быстро осведомилась:

      – А что, ему спектакль не понравился?

      – Кому? Ребенку?

      Маша распахнула большие глаза:

      – Президенту.

      Петр сделал морду кирпичом. Маша глядела, как лисичка на выводок цыплят:

      – Это ведь для него Белову срочно вместо Вероники поставили?

      Ответа у Петра не было.

      – А если я вам, Маша, скажу доверительно, что это государственная тайна?

      Разговор следовало вернуть к ребенку за кулисами и «девочкам», которые его видели. Может, они и няньку засекли? Невозможно прийти в театр и уйти незамеченной. Кто-то Ирину видел. Но Машу было не сбить.

      – Я так и поняла. Как сказали, что будет президент, так Вероника якобы и заболела.

      Петр опять поразился диковинной логике.

      – Это же был Вероникин спектакль вообще-то, – трещала Маша. – У Беловой для него даже костюма не было своего. Вероникин отдать пришлось.

      – А девочки… – опять попытался Петр.

      – Девочки говорят, портнихи прямо на ней лиф ушивали. И расставляли, – Маша смачно и злорадно подчеркнула: – в плечах…

      – А как…

      Лицо Маши посветлело:

      – Ой, ну это вы у портних спросите – как. Думаю, стремно.

      – Маша, – позвал ее из прекрасного далека Петр, – а как мне найти – девочек?

      – Каких? – тотчас насторожилась она.

      Чтобы смягчить, Петр попробовал пошутить:

      – Которые знают все.

      Ошибка, мгновенно понял он. Все – знает только она сама.

      Маша надула губки. В глазах холодок. Слова были проложены льдом:

      – В режуправлении спросите.

      Спрыгнула с жердочки. И была такова.

      – Маша! – крикнул в полумрак Петр. Тут же стукнулся головой о металлическую трубку, та ответила гудящим звуком.

      «Елки, – потер лоб. – Тут бы живым выбраться».

10

      Как только перед ней мелькнула пресловутая корочка с неприятными словами и еще менее приятной физиономией Петра, она тут же вынула из сумочки сигареты.

      – Нет, посторонних я за кулисами не видела. – И тут же сообщила: – Вообще-то курить нельзя.

      Проворно встала на стул, показав стройные ноги, потянула за шпингалет высокого окна.

      – Но вы курите?

      Она спрыгнула, оправила узкую юбку.

      – А у меня работа нервная.

      В приоткрывшуюся щель врывался уличный шум.

      – Нервная?

      – А что?

      – Я думал: театр, – протянул Петр. – Культура, красота. Успокаивает нервы.

      Ольга Николаевна то ли кашлянула, то ли издала смешок.

      Ей могло быть сорок, но с таким же успехом и под пятьдесят. Мелкие морщинки на лице могли быть от курения, но могли быть и от возраста.

      – Ольга Николаевна…

      Она перебила:

      – Ольга – можно.

      На