Операция «Лохмы» и другие неправдивые истории. Сергей Юрьевич Борисов

с сонной одурью квартала.

      Валентин Николаевич никогда не подошел бы к надсаживающимся бабам, плотной группой осадившим двери какой-то мастерской, если бы… Среди них не было простоволосых! Все головы прикрывали либо платки, либо шляпки самых немыслимых фасонов. Не ему объяснять, что это означало.

      – Что происходит? – Валентин Николаевич тронул одну из женщин за локоть. Та обернулась. Кизяков приготовился к ушату словесных помоев, но их не последовало. Лицо женщины смягчилось, а глаза, мгновение назад горевшие яростью, ощупав лысую голову инженера, вдруг потускнели, словно подернулись пленкой. Слезами, что ли?

      – Ладно, записываю, – устало сказала она, доставая и слюнявя истинный раритет – чернильный карандаш. – Давайте руку. Сто тридцать шестым будете.

      Валентин Николаевич, как загипнотизированный, протянул руку, но тут же опомнился и спрятал ее за спину. Ох уж эти очереди! А ведь мнилось, канули в Лету. Рынок таперича, всего навалом, были бы деньги.

      – Простите, не могли бы вы объяснить… – начал он, но тут женщину окликнули, и она ввернулась в самую гущу наэлектризованной толпы.

      Предстояло разбираться самому. Женщинам было не до него: они выясняли, кто за кем стоял и какой список считать действительным – утренний или составленный полчаса назад.

      – Отмечаться надо было! – гаркнула бабища гренадерского роста, когда худенькая, интеллигентного вида поборница «утреннего» списка попыталась объяснить, что ей надо было отвести детей в школу. – Мне твои проблемы до фени!

      Кизяков пробился к двери, с которой хлопьями слезала краска. Вывеска сбоку гласила: «Постижерная мастерская». И ниже маленькими буквами: «Парики и шиньоны».

      Его схватили за руку, и вооруженная чернильным карандашом дама требовательно спросила:

      – Ну что, будем записываться?

      Валентин Николаевич успокаивающе улыбнулся:

      – Какой я вам конкурент? Коли надумаю, так по-простому, в магазин.

      – Ха! – презрительно бросила женщина с карандашом. – Там сразу после открытия все подчистили. Стали бы мы тут хороводиться, если бы хоть где-то что-то осталось.

      Зазвенело разбитое стекло. Из зарешеченного окна рядом с заветной дверью некто невидимый прокричал:

      – Гражданки! Прекратите безобразничать. Волосы кончились. Заказы не принимаем.

      – Ах, ты дрянь! – заорала баба–гренадер.

      – Ах, ты гадина! – вторила ей интеллигентка, из-за детей упустившая свою очередь.

      Гвалт, шум. Несчастные женщины на глазах теряли над собой контроль. Штурм казался неизбежным. И тут, разбрызгивая грязь и вскидываясь на колдобинах, к толпе подлетел побитый ржавчиной «уазик», из которого появились пять омоновцев с автоматами.

      – Охолонь, бабоньки! – рыкнул здоровенный детина в комбинезоне, бывший, видимо, за главного. – Р-разойдись!

      – Я сейчас разойдусь! – выступила навстречу Гренадерша. – Уж я тебя охолону!

      Бог весть, чем бы закончился поединок