Бес с тобой. Александра Сергеевна Ермакова

по предмету, но она усердно пытается вытянуть хотя бы на «уд».

      Помогаю, как выходит, подсказываю, когда стопорит. При этом упорно напиваюсь, потому что трезвому такое пережить – просто невозможно.

      Промываем рану… Иголка, нитка. Перед тем, как приступить к самому щекотливому, киваю на разделочный столик:

      – Это телефон. Важный. Если вдруг… что со мной…

      – Не надо о таком, – искажается ужасом лицо Арины.

      – Да тихо ты, – мне тоже не сладко. – Но его можно набрать в крайнем случае. Только если я умер и говорю: «звони».

      Недоумение девчонки усиливается.

      Видно, шутки в таком состоянии не воспринимает, поэтому поясняю:

      – В общем, если я уже околевшим трупом валяюсь, только тогда наберёшь. Тут подчистят, а тебя проинструктируют, что делать дальше. Усекла?

      Арина зажато кивает.

      – Вот и отлично! Приступай, – отваливаюсь на стол, глаза в светлый, но стремительно приближающийся потолок. И только девчонка склоняется, смотрю на неё. Сосредоточена, напугана, руки дрожат.

      – Я не могу! – опять хнычет. – Я боюсь сделать больно!..

      Обескураживающе!

      – Мелкая, поверь, – цежу сквозь зубы, чуть приподнявшись на столе, – я и сейчас не особо шибко от наслаждения маюсь.

      – Было бы хотя бы обезболивающее…

      Вновь пленяю её руку.

      – Я уже… прилично выпил… Мне нормально! – Арина испуганно уставляется с такой дикой надеждой, что откажусь от затеи – зло берёт: – Нет ничего сложного! – мой голос отнюдь не мягкий и располагающий. Почти рык. Девчонка затравленно кивает, но не приступает. – Тыкаешь с одной стороны, – направляю хрупкую руку к ране. – Пронизываешь насквозь и тянешь до другого края раны. – Сопротивление ощущаю, но не нервное, скорее упрямость, поэтому немедля втыкаю иглу в кожу. – Подцепляешь, достаёшь с другой стороны! – сцепив зубы, проглатываю стон, несмотря на то, что уже порядком надрался: – А боль… Боль это не твоя проблема!

      – Угу, – девчонка храбрости набирается, стяжку закрепляет.

      – Говори, мелкая…

      – Что? – вновь тормозит Аря.

      – Говори! – настаиваю, сражаясь с приступами подкатывающего мрака и слабости. – Плевать что, говори. И не застывай, – побуждаю сделать ещё один стежок.

      Девчонка утыкается носом в рану и начинает аккуратно тянуть нитку, связывая узелок. Опять втыкает иглу, чуть замешкав на старте.

      – Твою ж!.. – рычу, смаргивая чёрные кляксы. – Говори, мелкая!!! Расскажи о себе и семье…

      – Что рассказать? – сбивается с ритма Аря, по-детски наивно похлопав ресницами.

      – Хочу знать всё. И плевать, что именно. Просто не позволяй мне вырубиться… твой голос… Анестезия! Не поверишь, но ты первая женщина, которую сам упрашиваю сделать мне больно.

      Испуг и растерянность сменяются робкой улыбкой. Я приободряюсь:

      – Так что всё, мелкая! Хочу знать о тебе всё!

      В больших глазах разрастается облегчение и нежность. Залипаю, как идиот, рассматривая смену цвета – от насыщенной зелени