Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II. Лев Гомолицкий

распаленная – теплом.

      А в мире за ночь побелело:

      овеян белый сад и дом.

      Упорный ветер охлаждает

      медь раскаленных щек и век.

      И по полям ночным блуждает

      один, в раздумьи, человек.

4

      Отсюда, с кладбища чужого

      видна граница. Часто он

      следит дорогу часового,

      земной прорезавшую сон.

      То, что стремится стать всемирным

      – всепотопляющий прибой —

      теснится вех чертою мирной —

      воздушнокрепкою стеной.

      Взлетев, дымятся стайкой птицы,

      ползет оратай вдоль оград…

      Но в полночь гулок мир границы,

      в тумане выстрелы звучат.

      От плошки огненного флага,

      зигзагом вех, змеей брегов,

      болотом, где темнеет влага…

      он изучать ее готов,

      и в сизый дым лесов за нею,

      облокотясь о влажный склон

      холма могильного, бледнея,

      он неподвижно погружон.

      От безответной, недвижимой,

      широкотлеющей страны

      восходят облачные дымы

      неопалимой купины.

Вторая1

      Порой сойдутся обвинить

      друг друга – в прошлом, настоящем:

      кого теперь боготворить

      и чем гордиться – говорящим!

      Порою вспомнят времена —

      те героические годы…

      пересчитают имена,

      могилы братские свободы.

      Но с каждой новою весной,

      осенней черной годовщиной

      бесстрастней говор круговой —

      бледнеют доблести и вины.

      Все чаще хочется неметь —

      судьба все глуше, неизвестней…

      и души просятся допеть

      тогда лишь сложенные – песни.

      Все неизбежней для живых

      последнее предначертанье:

      не дом, но мiр – не мир, но вихрь:

      судьба и выбор и призванье.

2

      О вы, снесенные листы!

      Что́ бурей сорванные птицы!

      Мететесь в шумные порты

      и европейские столицы.

      Что им до ваших крыл – и так

      земля в разливах душ и кликах! —

      до ваших трой или итак,

      крушений, подвигов великих…

      Им ничего не говорят

      судьба и опыт побежденных.

      Еще и трои не горят,

      моря не кличут разоренных.

      И только новый одиссей

      занять бы мог рассказом длинным

      о древних ужасах морей,

      о поднебесии пустынном;

      о перейденных им словах,

      о передуманных им лицах;

      о тюрьмах, трюмах; о мешках

      не там ли груженной пшеницы;

      о аде доменных печей,

      легчайших душах – клубах пара;

      о тьме пастушеских ночей,

      о черном поте кочегара;

      мечтах под грузом портовым

      в Марселе, Фриско,{5} Санта Лючье,

      о царской гордости своим

      великим неблагополучьем;

      средь возмущений и речей,

      опять колеблющих народы, —

      о новой мудрости своей

      безмолвной

5

Фриско – Сан-Франциско.