Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Материалы архива Л. Леончини. Том 2. Анатолий Гейнцельман

ему пыльные сняли сандалии

      И ноги омыли студеной водой,

      И алой усыпали ложе азалией,

      И подали сыр и последний удой.

      Когда розоперстая Эос кораллы

      В живую рассыпала моря эмаль,

      И в мирте пичужки запели хоралы,

      И низ островная отметила даль,

      Зевес поднялся и любезных хозяев

      На камень повел и угрюмо сказал:

      – Я громом лачуги сожгу негодяев

      За то, что бездомному голый не внял;

      А вы, Филемон и седая Бавкида,

      Просите, исполнена просьба вперед!

      – Пусть, Зевс Вседержитель, к воротам Аида

      Нас вместе Харонов челнок подвезет!

      И стрелы гремящие стены убогие

      Повергли и мигом сровняли с землей,

      На камне же выросли Дории строгие

      Колонн и дивный фронтон голубой —

      На месте, где жалкая гнила лачуга

      Столетних любовников, милых Зевесу,

      И стражами храма, немых от испуга,

      Поставил их Бог Олимпийский, а мессу

      И волнам, и тучам, и синим зефирам,

      И пчелам, и птицам, и тонкую нить

      Прядущим арахнам, и жемчужным лирам

      Светил полуночных велел он служить.

      Когда же сияющий Танатос факел

      Любящих пришел загасить стариков,

      Никто не смутился, никто не заплакал,

      От земных навек отходя берегов.

      Их руки столетние тихо сплелися,

      Беззубые рты, как впервые, слилися,

      А ноги дрожащие корни пустили,

      Глубокие корни в седые ковыли.

      И два кипариса столетних на диво,

      На диво и радость глазам, как мечи,

      Простерлись в лазурное небо счастливо,

      И Феб в золотые одел их плащи.

      О Зевс Вседержитель, о Феб златокудрый!

      Придите скорее и в нашу лачугу,

      Мы символ постигли угрюмый и мудрый

      И тихо устами приникли друг к другу.

      Мы Бога приемлем и мир славословим

      За формы и краски и слова гипноз,

      Мы души любовные к храму готовим

      И в терниях ищем пылающих роз.

      Пусть Танатос вместе и нас, как Бавкиду

      И старца ее Филемона, сведет

      К Харону седому, к воротам Аида,

      На Вечности синеколонный кивот!

      13 июля

      Мойры

      Жарко и душно и жутко,

      Небо назойливо сине,

      Жизни приевшейся шутки

      Мне в мешковой парусине

      С веером в пальцах не скрыть.

      В бездну повисшую нить

      Атропо срезать не хочет,

      Клото неслышно хохочет,

      Грязную волну суча,

      Строгая Лахезис сонно

      Ищет в скрижалях закона.

      Чадная жизни свеча,

      Что ты в безбожные годы?

      В Вечности синей пагоде

      Кто-то разбил образа;

      Жемчуг, алмаз, бирюза

      Ризы украдены вором,

      Взята твердыня измором.

      Совы и хищный паук

      Слова искристых наук

      В мире продолжить не могут,

      Мрачные земному