Дети Империи. Олег Измеров

а вы куда направляетесь?

      – Э! Э! А в чем дело?

      – Патруль Осодмил. Ваши документы?

      – А… я что, собственно, нарушаю… я из гостей… У нас что, спиртное запретили?..

      – А куда вы сейчас направляетесь?

      – Домой… направляюсь… А что?

      – А где ваш дом?

      – Да во… вот там… два квартала налево и прямо третий сразу.

      – Сами дойти сможете?

      – Ко…нечно, смогу… вот…

      – Тогда идите сейчас домой и никуда не сворачивайте. Еще раз увидим у столба, придется составлять протокол о нарушении Указа – появлении на улице в нетрезвом состоянии, оскорбляющем чувства граждан.

      – Все, понял, все, извините… извините… я пошел…

      – Приятно иметь дело с умными людьми, – хмыкнул Алексей.

      Дежурство напоминало Виктору что-то из раннего детства. Одноэтажные домики, запах дровяного дыма из печных труб, протоптанные в снегу узкие дорожки… вот только крыш под дранкой почти нет – кроют много черепицей и плоским асбошифером. Над крышами есть телеантенны – как он сразу на них внимания не обратил, – почти везде самодельные, в виде деревянного креста, на который натянута рядами медная проволока; есть и радиоантенны, «метелки».

      Он прислушивался к разговорам своих спутников. Особенного ничего уловить не удалось. Говорили об игре бежицкого «Спартака», о каких-то лабораторках, о вредном Дымовиче, которого студенты летом макнули на рыбалке, о прикольном случае, когда какой-то Карась пытался списать со «шпор», сдавая какому-то Жеребко, и списал совсем не то… Вот тебе и поколение романтиков-мечтателей. Сленг тоже был понятен – все эти «чувак», «чувиха», «хилять», «рубать», «хаза», «шузы», «кайф»… Однажды только Виктору встретилось незнакомое «пончикрякаю». Причем сленг был какой-то реденький, а в разговорах со старшими вообще не использовался. Может, тут заодно и борьба за чистоту родного языка идет? Превед, кросавчеги!

      Они сделали круг и вернулись греться в штаб. Там царила веселая атмосфера – одна из групп вернулась с уловом. Не доходя квартала до БМЗ, был подобран на снегу не вязавший лыка гражданин. Он был усажен на скамейку, что-то невразумительно бормотал и норовил упасть на пол. Старшина куда-то звонил по телефону и просил машину. Виктор вновь обратил внимание на то, как тепло здесь везде топят: градусов двадцать пять, наверное, в помещении.

      На втором круге народу на улицах в районе Орловской почти не стало видно, детвора разбежалась по домам. Громкоговоритель у фабрики перешел на какой-то незнакомый блюз, пела актриса с голосом, похожим на Александру Коваленко, а может быть, она и есть. «Шумят листвой московские бульвары, цветы дрожат в предутренней росе…» Наверное, концерт легкой музыки.

      Внезапно Алексей сделал предупреждающий жест рукой: совсем рядом, из-за посаженной в палисаднике небольшой елки, они увидели между тропинкой и черным от времени дощатым забором двух мужчин и женщину. Один, коренастый, в шапке-ушанке с опущенными, но