Обожжённые словом. Владислав Писанов

чинов.

      Бодуэн де Куртенэ: – Да, здесь правит наука! А перед наукою все равны. Ещё несколько гостей, и мы начнём.

      Шахматов (чуть повернувшись к Фасмеру): – Максимилиан Романович, ваша работа о греческих заимстовованиях в славянских языках вызвала, если не фурор, то довольно серьёзное внимание. Это решительная заявка на продолжение исследования с возможностью последующего получения степени.

      Фасмер: – Вы слишком добры ко мне, Ваше превосходительство! Мне, иностранцу, хотя и рождённому в Санкт-Петербурге, сложно вникать в этимологию русского языка, сложно прослеживать происхождение русских слов. Если бы не ваши с Иваном Александровичем бдения в отношении меня, если бы не эти публичные обсуждения, не ваши гениальные подсказки и даже, не побоюсь признать, прямые научные указания, то, моей работы, получившей столь высокие ваши оценки и оценки петербургского научного сообщества, возможно, и не было бы. Вы-то ведь сами в 14-летнем возрасте сделали основополагающие выводы по фонетике праславянских языков, это ли не достойнейший пример для юношей, которых науки питают?!

      Олсуфьев: – Да-да, глубокоуважаемый Алексей Александрович, ваши исторические исследования – сверх всяческих похвал, движут науку, заставляют мысли шевелиться. Хотя и не все рады вашим выводам: и в этимологии, и в истории!

      Шахматов: – Человеческие амбиции и политика всегда во вред объективности научной!

      К столу подходят Бодуэн де Куртенэ с двумя учёными мужами. Они садятся на свободные места, хозяин – во главу стола, прямо напротив Шахматова.

      Бодуэн де Куртенэ: – Вот все и в сборе, господа! Сегодня у нас лакомое блюдо. Сегодня Алексей Александрович любезно соблаговолит попотчевать своими изысканиями в разных сферах. По традиции, прошу не стесняться, высказываться, спорить, предлагать свои решения. Для того мы здесь и собираемся, чтобы оттачивать свои теории, наполнять их общим знанием. Итак, прошу, дорогой Алексей Александрович!

      Шахматов: – Сегодня, господа, мне хотелось бы побеседовать о темах не столько языковых, сколько литературно-исторических. Занимает меня, господа, Корсунская легенда о крещении князя Владимира. Я тщательнейшим образом исследовал и проанализировал этот летописный рассказ, который многими чертами обнаруживает свой составной и, если так можно выразиться, компилятивный характер. В нём, доложу я вам, сказалось несколько источников, содержащих порой явные противоречия.

      К примеру, первый из эпизодов принятия веры христианской начинается с прибытия к Владимиру в Киев послов от магометан, немцев, козарских иудеев. Вслед за ними является от греков философ, который в кратких, но энергичных выражениях опровергает истинность их учений. Владимир, заинтересовавшись тем, что Бог принял распятие и, воскресши, взошел на небеса, спросил философа: «что ради сниде Бог на землю и страсть такову прия»? В ответ миссионер произнёс длинную речь о сотворении мира и человека, о событиях ветхого завета, о пророчествах. Владимир, пораженный длинною цепью