Счастливо оставаться! (сборник). Татьяна Булатова

и белые блузы, и в доме своем никаких халатов не признавала, чему невестка ее поначалу немало изумлялась. Но равнение на Полину Михайловну держала и даже обзавелась своей портнихой, которой и заказала сразу не менее трех платьев для повседневной, то есть в доме, носки. Кстати, подражание скоро превратилось в естественный образ жизни, и даже Ольгу Ираида Семеновна обряжала во фланелевый халат исключительно после бани, и то не всякий раз, предпочитая использовать спортивный костюм с начесом, оставшийся в семье Звягиных еще со времен Степанова детства.

      Вот и сейчас несла себя Полина Михайловна к бане неспешно, бессуетно, держа свою чуть тронутую сединой голову гордо, а спину ровно.

      Ольга, увидев бабушку, высунулась ровно наполовину из банного оконца и начала размахивать руками. Сзади напирал Вовка, пытаясь вытеснить сестру с наблюдательного пункта, но безуспешно, ибо Ольга брыкалась, как молодая лошадь, и Вовик увертывался так же ловко, как и при игре в вышибалы.

      – Олька, – тянул он сестру за мятый подол. – Олька, ну пусти меня.

      Сестра не реагировала.

      – Пу-сти-и, – сопел тот и пер грудью на шевелящуюся баррикаду.

      – Бабуля, – засветилась внучка от радости. – Бабулечка, выпусти меня.

      – Не могу, Олюшка, – вздохнула Полина Михайловна. – Мама не велела.

      – Бабулечка, я к гусям не лазила, а Вовка первый начал. Он в меня камнем кинул. Видишь? – Оля ткнула пальцем в раздувшийся и такой же сине-малиновый, как и пятно на носу, подбородок.

      – Вижу. Но ведь ты тоже, Олюшка, хороша, – печально возразила Полина Михайловна.

      – Да, баба, – взвизгнул Вовка. – Она меня ногами пинала. И опять пинает. И к окну не пускает.

      – Пусти его, Оля.

      Девочка нехотя посторонилась, и в окно воткнулась белая кудрявая голова.

      – Баба! – предвкушая освобождение, завопил Вовка. – Баба! Открой меня. Я в туалет хочу.

      – Врет он, – буркнула где-то там, в глубине Ольга. – Он только что в таз написал.

      – Я опять хочу, – вошел в раж Вовик. – Пустите меня!

      Полина Михайловна строго посмотрела на внука:

      – Ты чего бузишь?

      – Я не бузю, я в туалет.

      – Про туалет я уже слышала, – строгим учительским тоном изрекла Ираидина свекровь. – Теперь про тебя хочу услышать.

      Для Вовы Звягина учительский авторитет бабки никакой ценности не представлял, поэтому он, не теряя надежды, предпринял еще одну попытку:

      – Баба, маму позови.

      – Зачем?

      – Ну позови маму. У меня живот болит.

      – Ничего у тебя не болит, – как отрезала Полина Михайловна. – А будешь кричать, вообще повернусь и уйду.

      – Не уходи, баба, – сдался Вовик. – Не буду кричать.

      Переломившая ситуацию Полина Михайловна присела на врытую под банным окошком маленькую скамеечку и спросила:

      – Сам расскажешь? Или Трифона позвать?

      Такого поворота юный дебошир не ожидал.

      – А Трифона, баба, зачем? – изумлению Вовки не было предела.

      – Как зачем? Ты не рассказываешь,