Когда талант смеется. Гаухар Кенесова

проверка, и впервые отвели меня в академию. Это серое здание, которое когда-то было белым, а сейчас местами стояло черными пятнами. Папа смог умыкнуть с работы черную тетрадку с исписанными десятью листами и ручку, в которой заканчивалась паста. Это все, что у меня было.

      Я слышу сзади шорох. Кто-то следит за мной.

      Стараясь не замечать подозрительных людей сзади меня, я иду дальше. Какая привычная картина!

      Я – самый ненавистный ученик. И я тоже ненавижу всех. Не то, что вежливость – тут уже долг.

      Я не понимаю детей, которые учатся со мной.

      Целыми днями дети болтают о цифрах.

      Целыми днями учителя болтают о цифрах.

      Целыми днями работники болтают о цифрах.

      Мои родители… тоже болтают о цифрах.

      Дети чиркают числа в тетрадях, а я пишу слова. Дети учатся считать до ста, я подрисовываю усы суровым дядям и тетям в учебнике. Дети решают уравнения, я говорю учителю о неправильной формулировке темы сочинения. И так день ото дня, день ото дня.

      Люди сзади начинают откровенно наглеть. Обычно меня похищали более аккуратно, стараясь, чтобы даже голова не ударилась. А эти даже веревки тихо развязать не могут. Но я не спешу.

      В десять лет в академии заметили мою тетрадь. Первые страницы скрывали то, что я всегда прятал ото всех. Целых десять листов без цифр и чисел. Одни буквы, слова, предложения. Стихи. Слабые, маленькие попытки реализовать себя по-другому. Был скандал. Был шум. Меня таскали. Меня терзали вопросами. Но внезапно снова вернули к родителям.

      В тот вечер мама впервые приготовила утку. Я никогда ее раньше не ел. Она была вкусная, необыкновенно вкусная – такая, что я даже не сразу заметил изменения у нас в доме. Папа купил мне новую тетрадь. И ручку. Синего цвета. Никаких черных цветов.

      Сзади люди шуршат вещами. Даже не подготовились толком… Немного обидно.

      Через день у меня обновился гардероб. Через два дня у нас появился собственный дом. Через три дня я спал в своей обустроенной комнате. Через четыре дня меня любили все.

      Меня бьют чем-то тяжелым. Я падаю на землю и пытаюсь выровнять дыхание. Через секунду у меня связаны руки, а к носу приложена грязная тряпка, воняющая хлороформом.

      Я втягиваю воздух и запах этой тряпки. Резко кружится голова, и мое тело мякнет.

      2 глава. Крадите людей правильно

      У глагола «писать» есть несколько значений. Я понял это только в десять лет.

      «Писать» первого значения умели все. Чиркать ручкой и выводить цифры. Слова. Предложения. Не больше.

      Люди достают ручки с черной пастой и выводят числа. Дроби. Уравнения. Не меньше.

      «Писать» второго значения умел никто. А я по-другому и не умел. Наверное, из-за этого меня все ненавидели или любили. Ни то, ни другое мне не нравилось.

      За шесть лет мне очерствел жуткий холод и запах подвалов. Но я неизменно сюда попадаю раз разом. Да, это мне не нравится. Но я снова тут.

      Я заранее чувствую, как холодное лезвие ножа приставят к моему горлу. Привычки воров не меняются.

      – Лежи тихо,