Пределы зримого. Роберт Ирвин

кухонного ритуала. И это меня бесит.

      В череде домашних дел есть моменты, неизменно провоцирующие во мне одни и те же мысли. Я ощущаю себя униженной этим. Мне кажется, что такая зависимость низводит меня до собачьего уровня восприятия. Филипп как-то рассказывал мне про одного русского ученого, который доказал, что у собак всегда выделяется слюна, когда они слышат звонок. И ничего они с этим поделать не могут. Вот и я, когда ставлю чайник, всегда думаю: «Кастрюля, за которой следят, никогда не закипит». И мало того, что я всегда думаю об этом, я с той же неизменностью думаю и о том, что я всегда думаю об этом в данной ситуации. Есть от чего прийти в бешенство. Видимо, в моем мозгу русла для протекания мыслей проложены раз и навсегда. Это как если налить немного горячей воды на желе: растекаясь, вода проделает себе в поверхности желе дорожки. И даже когда воду сольют, дорожки останутся на месте.

      «В этот момент я всегда думаю об этом. В этот момент я всегда думаю о том, что думаю об этом в этот момент…» По-моему, чисто теоретически так можно рассуждать до бесконечности. Мне, к счастью, как-то удается устроить короткое замыкание в этой идиотской цепочке внутреннего бормотания буквально после нескольких повторений. Вот, например, сейчас я вспоминаю о гостях и решаю внимательно смотреть на чайник: вдруг это тот самый случай, когда народная мудрость окажется права. Я уже решилась: сегодня за кофе я должна выговориться. Я не допущу, чтобы все шло как всегда, я непременно расскажу всем, что я думаю о жизни и о мире. Все решено, но я тем не менее с опаской жду реакции гостей на то, к чему я сама себя приговорила. Что скажут мои подруги? Как они на меня посмотрят? Насколько ужасным будет их ужасное молчание?

      В общем, я принимаюсь внимательно наблюдать за чайником. Моя цель – тянуть время. Сделать так, чтобы оно шло как можно медленнее, чтобы оттянуть ужасную минуту. О мой Спаситель, моя застывшая икона с недочищенными яблоками, пусть время остановится, пусть все останется так, как сейчас: гости болтают о чем-то в комнате, а я здесь, на кухне, слежу за все не закипающим чайником. На какое-то время, даже достаточно долгое, как мне кажется, мои молитвы возымели действие. Я едва дышу. Ничего не происходит. В тусклом зеркале чайника отражается мое искаженное лицо. Вдруг, словно долгий вздох сожаления, до меня доносится слабое шипение готовящегося закипеть чайника, и пар, появившийся над его носиком, окончательно разрушает иллюзию застывшего в неподвижности мира.

      Приходится браться за дело: лепешки уже намазаны маслом, остается добавить сверху мед. Я наклоняю ложку с медом – и ничего не происходит. Лишь спустя несколько томительно-неуютных секунд большая тягучая капля меда вздувается под ложкой и затем лениво устремляется вниз, к лепешке. Ни один человек, читавший Сартра (L’Être et le Néant), не смог бы без содрогания смотреть на то, как я, не торопя событий, позволяю меду медленно стечь с ложки. Самая бесстыжая приправа к домашним делам – это мед, липкий, золотистый, меняющий форму и состояние мед. Он позволяет себе быть то твердым, то жидким!