Гибель Марса. Михаил Белозеров

сейчас приеду, – пообещал я.

      – Можешь не стараться, – заявил Алфен, – ты уволен!

      – Вы не можете со мной так поступить! – крикнул я в трубу.

      – Могу! Я все могу!

      И дал отбой.

      В этот момент в комнату вплыл улыбающийся Леха.

      – Привет…

      От него пахло моей зубной пастой. Он был в моей пижаме и освежался моим одеколоном. Его морда блестела, словно блин, а на руках был сделан маникюр. Если на Земле он носил прическу, как поросль у слона под мышкой – а-ля петушок, то на Марсе старательно зачесывал волосы на бок, что в сочетании с круглой рожей придавало ему слегка купеческий дебильный вид. Недаром его бросила жена, злорадно подумал я.

      Тем не менее я попросил:

      – Ущипни меня…

      – Если я тебя ущипну, – Леха решил поиздеваться, – ты окончательно спятишь. У тебя вид, словно ты увидел астроса. – Он опасливо покосился на пистолет и спросил почему-то шепотом: – Ты действительно считаешь, что мы влипли?

      Если сегодня вторник, то до пятницы далеко, как до земной Луны. Значит, действительно случилось что-то из ряда вон выходящее. Куда-то пропал понедельник! Если черные ангелы и временной сдвиг звенья одной цепи, то мы накануне грандиозных событий. Думаю, Леха и сам сообразил, что дела дрянь. У меня появилось плохое предчувствие.

      Я пошел на кухню, предоставив Лехе возможность, не смущаясь, освежаться моим одеколоном и ходить в моих тапочках, и обнаружил, что в кабинете на кожаном диване кто-то спит: из-под одеяла торчала рыжая волосатая рука. На ковре валились мастырки и двухлитровая бутыль из-под пива “Ладожское”. А в комнате стоял характерный запах. Идиот, подумал я.

      – Ты кого привел? – спросил я, оглядываясь на Леху, который выкатился следом. – Поменял ориентацию?

      В былые времена на Земле мы тоже пьянствовали до потери ориентации в пространстве и времени, но никогда не курили траву на диванах и в постелях.

      Леха идиотски захихикал. Я-то знал, что он однолюб – любит одних Татьян женского пола и племени. И вообще, он был как огурчик – бодрый и подтянутый, готовый к подвигам, что меня почему-то страшно раздражало. Но смена климата явно пошла ему на пользу.

      Очевидно, Леха наслаждался моим возмущением и еще тем, что я ничего не понимаю.

      – Вот почему ты хромаешь? – спросил Леха как ни в чем ни бывало.

      Действительно. Левая нога болела. Я задрал штанину пижамы и осмотрел икру. На коже виднелись едва заметные фиолетовые пятна, как от дробинок.

      – Мы попали в перестрелку? – спросил я, опуская штанину и показывая свое плечо.

      – Еще бы, – засмеялся Леха.

      – Ну не томи, – попросил я.

      – А сам не помнишь, что ли?

      – Помню твой город… сопки… комиссара Ё-моё…

      – Ну… – выжидательно оскалился Леха.

      И я понял, что раздражает меня не сам Леха, а все, что с ним связано. Плохо иметь друга, который напивается в самый неподходящий момент – у меня до сих пор болели спина и шея – что оказалось первым посылом к целому ряду ассоциаций.

      – Помню,