Настя и кроличья лапка / Остров / Мазок. Три повести. Андрей Кокоулин

его краем разбитой дороги электрические столбы.

      В груди у Насти екнуло.

      – Мы ведем наш репортаж, – проклюнулся звук, – из деревни Овчаровка. Здесь, в доме номер четыре по Старой улице…

      Камера, мазнув по репортеру, по его мятой синей куртке с капюшоном, по неаккуратной растительности на худом лице, выбрала следующей целью неказистый, обветшалый дом за крашеным в зеленый цвет штакетником. С кривого, норовящего отделиться от дома крыльца как раз спускались санитары с носилками. Носилки бугрились неподвижным телом и были накрыты грязной, в желтоватых пятнах простыней.

      – …были обнаружены трупы трех мужчин. Сейчас, как вы видите, одного из мужчин выносят. Причины смерти предстоит определить патологоанатому.

      Настя привстала, когда носилки понесли мимо оператора. Показалось вдруг, что сейчас край простыни завернется под порывом ветра и откроется застывшее, с остекленевшими глазами лицо Юрчика.

      – Только не он, – прошептала Настя.

      Она сжала кулаки, но простыня не завернулась, лицо не открылось, а санитары, оступаясь в раскисшей земле, скрылись за задними дверцами фургона.

      – Сейчас мы, – снова заговорил репортер, – попробуем пройти в дом.

      Грязь зачавкала под его сапогами, оператор же едва не подскользнулся, и камера на несколько секунд «съехала» на измочаленные кусты смородины и проложенные через двор неряшливые мостки к похожей на скворечник будке сортира.

      Сапоги забухали по ступенькам крыльца.

      – Как нам сказали, следов действий насильственного характера ни на одном из трупов не обнаружено. Возможно…

      Камера показала выглянувшего из дверного проема полицейского с одуловатой, озабоченной физиономией.

      – Куда? Куда?

      Полицейский попытался вытолкнуть напористо заглядывающего в сени журналиста, но согласился впустить, когда тот негромко обронил несколько слов.

      – Только не затопчите ничего там, – сказал он, отодвигаясь. – Экспертиза подъехать должна, понятно?

      Камера проследовала в полумрак сеней. Под шорох одежды, стук обуви плеснул серый, стылый свет и открылась неухоженная комната в два окна. Деревянные, рассохшиеся полы, бревенчатые, голые стены, только в одном месте стыдливо, как фиговым листочком, прикрытые красным, с вытертым узором, ковром. Репортер ушел куда-то вбок, и у оператора появилась возможность, не приближаясь, укрупнить картинку через трансфокатор.

      На Настю, будто в атаку, устремились табуретки и стол, уставленный водочными бутылками и нехитрой закуской. Сверкнули жестяной крышкой вскрытые шпроты. Завернулась узкой лентой колбасная кожура. Вздыбилась окурками пепельница. Взлетела с недопитого стакана словно потревоженная вниманием камеры муха.

      – Скоро сюда подъедут криминалисты, – раздался пережатый голос репортера. – Но по словам участкового инспектора…

      – Слепцова, – подсказали ему сзади.

      – Слепцова, – повторил репортер, – скорее всего, это банальное отравление