Тюремные записки. Сергей Григорьянц

народа в Венгрии, прочитанного на собрании в Московском университете. За это он уже получал срок. После отставки Хрущева его не только освободили, но и реабилитировали, так что теперь он сидел с нами как бы по первой «ходке».

      Был еще какой-то инженер (нефтяник, по-моему), который из ревности убил свою жену, нанеся ей множество ножевых ударов; мы с ним были сперва в хороших отношениях – интеллигентный мужик такой, московский.

      Был один опытный уголовник, который умел договориться с охраной, с МВД. Он рассказал мне, как можно, опустив смятую монету в автоматическую камеру хранения и сделав ее неработающей, узнать, какой номер на действующей камере наберет человек, оставляя свой багаж. Мне было очень интересно – я надеялся, что когда-нибудь начну писать детективы. Был один высокий парень, который служил в армии чуть ли не на Северной Земле и которому пришили зверское убийство, совершенное в его части. Потом выяснилось, что в части царил поголовный разврат, так что на него просто повесили это преступление.

      Еще был тоже недавний солдат, который служил в Москве в каком-то строительном спецбатальоне. И вся его воинская часть, расположенная где-то на Преображенке, кажется человек шестьсот, – поголовно и с ведома начальства – по ночам занималась кражами и грабежами. Каждый солдат, возвращаясь после «охоты», должен был дать дежурному офицеру бутылку коньяка. Тот, видимо, передавал ее сослуживцам и начальству. Причем у каждой группы были свои интересы. Мой сокамерник рассказывал о группе, которая регулярно обчищала склад какой-то московской гардинной фабрики. Грабили они его раз десять, начальство не заявляло о грабежах, да и когда солдаты были пойманы, никакой недостачи там не обнаружилось. А попались они на том, что однажды так набили рулонами ткани багажник такси, что багажник сам открылся и кто-то из водителей, ехавших позади, это заметил и сообщил куда следует. Но мой сосед входил в группу, которая грабила по ночам продуктовые магазины. Его специализация была стоять «на стреме», то есть чуть вдалеке от магазина, и жалобы, которые я по его просьбе писал, начинались с того, что он, увидев, что готовится преступление, не захотел принимать в нем участие и даже довольно далеко ушел, но не знал, куда идти, и только поэтому был арестован. Я знаю подробности, потому что нередко помогал писать жалобы.

      Единственным недостатком этих жалоб было то, что ограбленных магазинов было несколько, а каждый эпизод приходилось начинать с того, как он решил уйти от преступников. Результаты их грабежей оказались совсем не такими, как на гардинной фабрике. Директора магазинов охотно указывали, какое чудовищное количество продуктов было украдено. Сотни бутылок коньяка и дорогих вин, сотни же килограммов ветчины, буженины и других самых дорогих продуктов. Причем ко времени инвентаризации после грабежа их действительно не оказывалось в наличии в магазинах. Но судил солдат Московский военный суд, который в те времена был приличнее остальных. Ссылаясь не столько на показания солдат, которые говорили, что почти