Принцип неопределённости. Татьяна Петровна Гуревич

ужасно жадно. А я чувствовала настоящее торжество – это я! Я распоряжаюсь сама собой.

      Дома меня ждал скандал. Я никогда не возвращалась так поздно. На ключице красовался засос, а на лице – чересчур самодовольная, хоть и усердно скрываемая тень. Родители были в шоке, но мне было всё равно: кто-то, кому я действительно нужна, доказал это.

      Глава 7. Артём

      – Артём, пожалуйста, расскажи нам, что думал Левин о всех женщинах? – Галина Леонидовна водила карандашом по строчкам классного журнала, выбирая следующую жертву.

      – Всех женщинах, ГалинЛенидна?

      За глаза они звали учительницу «Гайка» за стальной характер и железные нервы. Вывести из себя её было невозможно. Равно как и разжалобить, упросить на другую оценку или подсказку. Но меня Гайка любила, за чуткость и неординарный ум, который, видимо, порой выдавал такие наблюдения о героях, которых она сама за всю свою практику не сумела узнать. Поэтому она решила подтолкнуть меня немного, интересно было бы узнать, что я думаю на эту тему:

      – Да, Артём, о женщинах. На какие два типа он их делит?

      – Галина Леонидовна, что он может знать о женщинах? Он же ими не интересуется! – с задних рядов выкрикнул то ли Марат, то ли Егор.

      Пара девчонок прыснули от смеха. Кто-то раздражённо фыркнул: «Очень остроумно» и «Ой, ну перестаньте». Горькая горошина отвращения крутилась у меня где-то на корне языка. Она стала шипеть там как таблетка аспирина в стакане воды, пузыриться и наполнять мой рот пустой, но желчной пеной. Хотелось ответить им как-то отвратительно гадко, чтобы избавиться от этой разъедающей пены. Но горло перехватило скользким, липким, обидным комком – едкий ответ не пришёл, класс перешёптывался. Гайка смотрела над узкими стёклами очков, приподняв бровь и немного искривив тонкие накрашенные губы в улыбке, в которой были одновременно и превосходство, и подбадривание.

      – Так! Тихо там, в райке! Артём, отвечай.

      – Левин… делит… делит женщина на два типа.

      – Это мы уже знаем, – Галина Леонидовна насмешливо оглянула класс в поисках ценителей её юмора, – Чем ещё порадуешь старушку-учительницу?

      – Он считает, что есть Китти – она одна и есть этот сорт, а другой – все остальные. Одновременно и невинные, и падшие.

      – Как так? – Гайка округлила глаза и вытянула лицо так, что даже очки сползли совсем на кончик носа, грозя упасть на стол.

      – Левин… Левин говорит, что сближается с невинной девушкой, чистой, а потом она становится падшей «гадиной» и автоматически неинтересной ему. Но в биографии этой девушки изменилось только то, что в ней появился Левин. Значит, по сути, он либо себя считает причиной падения, либо себя считает… Ну, получается, что он сам себе противоречит. Он хочет, чтобы девушка была чиста, и в то же время порочна с ним. Кажется, это называют ханжеством.

      – А что же для него Китти? – Галина Леонидовна, конечно, знала, что Левин – ханжа, что касается женщин, но не ожидала такого рассуждения от мальчишки. Обычно, ученики принимались рассуждать в духе героя: о различиях