Страстотерпицы. Валентина Сидоренко

говорят, утонул, – ответили Бельчихе.

      Тетка охнула и заторопилась вслед, за ней тоже бежали люди, что-то крича на ходу.

      Александра пролетела через сугроб к реке; узел ее волос развязался, и они засыпали ей плечи.

      На льду у проруби стоял мокрый, ничего не понимающий, перепуганный насмерть Сережа и клацал зубами. Его только что вытащили. Увидев сына, Александра оборвала вой, остановилась на секунду, словно удостовериться, он ли, потом цепко схватила его и молча, задыхаясь, потащила домой. Люди повернули за ней.

      – Слышь! – кричала Бельчиха. – Водки, водки надо – растирать. А потом малиной поить. Аннушка, ради христа, забеги ко мне, – обратилась она к молодой бабе. – У меня в подвале банка малины припасена. Тащи все ей.

      В доме их уже ждали. Кто-то готовно держал в руках бутылку водки. Александра в один миг раздела сына, уложила в постель и стала молча, сосредоточенно растирать его. Сережа не мог сказать ни слова и только мелко дрожал, пока его не напоили горячим чаем с малиной.

      Через час люди расходились, обсудив со всех сторон случай, давая советы, что делать, если Сережа заболеет.

      Мальчик спал, разметавшись на постели, отмытый и порозовевший. Александра так и сидела у кровати сына, безвольно опустив на колени руки, с одуревшим лицом, не говоря ни слова.

      – Иди, – подошла к ней Тоня, стараясь поднять ее со стула. – Иди освежись, тебе легче будет. Пройдет. Жив, и слава богу.

      Александра поднялась, подошла к печи, открыла дверцу, чтобы подбросить угля, но вдруг резко обернулась на Сережу, простонала и заплакала.

      Теперь она уже плакала легко, навзрыд, и Тоня не мешала ей, а сидела рядом и ждала, пока сестра успокоится сама, пока выплачет напряжение и горечь.

      – Ты помнишь? – сквозь плач говорила Александра. – Ты помнишь, в прошлом году Сашка Григорьев утонул. На… на… том же месте, – захлебывалась она. – Ой, думала, все. Дума… Думала. Страшно сказать… – Она зарыдала, не закрываясь, поднимая плечи. – Не могу больше. Не могу… Если бы он… Если б он… Я б за ним кинулась сразу. Ни минуты не медля.

      – Ложись, милая, ложись. Все хорошо. Все прошло. Больше не пускай его на реку. Водички дать тебе?

      – Не, – поднимаясь, сказала Александра.

      Тоня довела ее до постели. Сестра легла, все еще плача, потом затихла, уставившись припухшими глазами в потолок.

      – Трудно тебе, – сочувственно вздохнула Тоня.

      – Нет, не трудно, – тихо ответила Александра и отвернула обмякшее, заплаканное лицо к стене. – Страшно.

      – А ты не бойся. Может, еще усовестится, придет.

      – Зачем он мне нужен? – Александра всхлипнула, равнодушно прошептала: – Предатель.

      Небо уже потемнело, когда Тоня вышла от сестры и медленно поплелась по улице. Похолодало. Шел мелкий снег, горели огни в домах, сонно дымились трубы. Было холодно и одиноко. Валенки почему-то отяжелели, видно, промокли, и сейчас больше всего не хотелось идти в свой дом. Она жила недалеко от Александры, на той же улице, в доме матери, которая умерла давно, а отца они с Александрой совсем не помнили. Ушел на фронт, когда девочки