Одержимый. Шарлотта Физерстоун

остановилось, не так ли?

      В тоне Энн слышалась тревога, в ее глазах отчетливо читалось искреннее беспокойство.

      – Остановилось.

      – Отец сказал, что в твоем недуге нет ничего особенного, ничего, что не мог бы вылечить хороший отдых. Он всегда принимает твою сторону, ты ведь знаешь.

      – Ты права, отец действительно привязан ко мне. И хвала небесам за это, потому что если бы мама питала ко мне такие же теплые чувства, я бы оказалась под наблюдением доктора Терстона! Только представь: каждый день мне делали бы кровопускание, а еще я была бы прикована к постели со своими пресловутыми женскими органами, пока он исхитрялся бы найти способ помешать этим органам превращать меня в истеричку!

      – Да, – со смехом согласилась Энн. – Папа обожает тебя, а ты, как мне прекрасно известно, обожаешь его. Каждого из тех, кто встречается на пути, ты сравниваешь с ним, считаешь его примером для остальных, не так ли? Папа – та вершина, к которой изо всех сил должны стремиться твои поклонники.

      Анаис почувствовала, как залилась краской. Сестра говорила истинную правду, независимо от того, как глупо звучало это ее замечание. Отец был хорошим, добрым, честным человеком. Разве казалось таким уж неправильным для Анаис мечтать, чтобы мужчина, которого она выбрала бы для брака и которому вручила бы свою жизнь, относился к тому же типажу, что и ее отец?

      – Но есть еще и мама! – со стоном напомнила Энн. – Она вечно заставляет меня беспокоиться о своей внешности. Она интересуется мной только тогда, когда я выгляжу мило и одета в одно из этих вычурных платьев с бесконечными слоями оборочек и бантиков. Она никогда не станет утруждать себя чтением моих стихов, и, кроме того, мне кажется, что она не слушает меня, когда я пою – если, конечно, я не окружена потенциальными ухажерами. В этом случае мама не упускает возможности сообщить всем и каждому – совершен но не смущаясь, я тебе скажу! – какая чудесная жена из меня выйдет. Клянусь, голову мамы никогда не посещает ни одна серьезная, по-настоящему важная мысль. Она никогда не думает ни о чем, кроме моды и своих туалетов. И как отец мог жениться на такой пустышке?

      – Любовь слепа, полагаю, – ответила Анаис, вспомнив о том, как сама была буквально ослеплена любовью. Эта безграничная любовь помешала ей разглядеть, каким на самом деле был Линдсей. Наивность не дала ей осознать, что Ребекка на самом деле не была ее самой близкой подругой. Анаис была просто слепой, слишком многого в прошлом году она просто не замечала!

      – Анаис, – промолвила Энн, и ее тон вдруг снова стал унылым и тревожным. – Мне бы хотелось знать, что произошло между тобой и Линдсеем. Вы оба так внезапно уехали из Бьюдли. До этого я ни слова не слышала о том, что ты собиралась отправиться во Францию с тетей Милли и ее компаньонкой Джейн. И тут вдруг ты уехала. Потом к нам нагрянул Линдсей, и я слышала, как он оглушительно вопил в кабинете папы, требуя сказать, где ты находишься. Он был убит горем, словно рассудок потерял! Он не стеснялся в выражениях, слова подбирал, мягко говоря, странные.

      – Возможно,