Истории мертвой земли. Евгений Игоревич Долматович

строки на полотнах своего разума – это мое откровение о том, что было и что будет, о том, что случилось или еще только случится, как и о том, чего никогда не случалось.

      Я помню, что вначале было слово. И слово это…

      ***

      – Зачем? – спрашиваю я сам себя.

      И мысль моя плутает в лабиринтах прошлого, среди полузабытых сновидений и изживших себя идей; мысль моя послана в направлении тягучего сгустка света, пронизанного тысячами то удлиняющихся, то становящихся короче игл-лучей, – того самого света, что переливается всевозможной гаммой цветов и который, увы, вряд ли даст нужный ответ. Но воплощенное Существо знает, что Свету ответ просто неведом. У Света иная, понятная только ему одному задача: его собственное предназначение. И когда-нибудь оно обязательно свершится, а пока что Свет мчится сквозь тьму, перебираясь из одной мертвой системы в другую.

      Тот, кого они именуют Сущее, все так же хранит молчание. Да и вообще, оно крайне редко общается с Существом или со Светом, внутри которого Существо передвигается.

      – Ты должен искать.

      В результате несметное число единиц ничем не исчисляемого времени потрачены на блуждание по уже потухшим либо еще затухающим светилам – от одного к другому, от другого к третьему… Собирая прошлое по крупицам, исследуя ошметки былых эпох, разглядывая тлен уничтоженных планет и галактик – и все это в поисках незнамо чего. А потом дальше, дальше и дальше…

      – Таков замысел, – обращается Свет к Существу.

      И так было всегда – с того самого мига, как Существо осознало, что оно есть. Замысел, суть которого сокрыта от всех и вся, но который обязательно должен исполниться, иначе… иначе что?

      Сущее же упрямо молчит.

      Преодолевая один сгинувший мир за другим, перебирая память за памятью, образы и видения, звуки и мысли, давно растаявшие, давно отзвучавшие, давно угасшие, – до бесконечности и далее, в предвечную тишину за ее пределами. А повсюду сплошь тлен; повсюду отголоски прошлого, чего-то яркого и непривычного, бесцельно сгинувшего в пелене времен и черной предельности всякого бытия – (жизни?) – пусть первоначально Существо и не понимало, что именно это значит.

      – Думаешь, когда-нибудь мы найдем то, что ищем? – спрашивает Существо.

      Огненные иглы на мгновение перестают изменяться, цвета же делаются интенсивнее, а свечение ярче: Свет размышляет. Но он не знает ответа, так как сам является пленником этого непостижимого замысла. Всего лишь орудие для свершения высшей воли.

      Но какова эта воля? В чем ее суть?

      – Надеюсь, – наконец отвечает Свет.

      – Иначе все напрасно, – говорю я, закрывая глаза и растворяясь в омуте прошлого.

      ***

      Я вижу, что тогда – когда-то давно, а может, и в далеком-далеком будущем – я застыл в облаках сжатого газа, неустанно стимулирующего все рецепторы моего естества, и бесконечно курил-курил-курил, выдыхая к тусклым закопченным звездам кислотно-алые кольца туманностей.