Там, где меня ждёт счастье. Том третий. Мэгги Ри

пусть даже саму Римму на практике. Я как будто был во сне и наблюдал за ней из стороны, не подозревая о том, что она давно знает о моем присутствии. Меня терзали смутные сомнения насчет макияжа, я так хотел запомнить Мулю такой, какая она есть, но не мог ей противоречить. Театр для неё важен, выступление важнее, чем какие-то помыслы двадцатилетнего мальчишки… Я должен, я справлюсь.

      Сначала легкий слой базы… потом консилер, которым я спрячу недостатки… А что делать, если на лице нет недостатков? Нас, визажистов, совсем не учили, как вести себя в ситуации, если у человека совсем идеальная кожа… Просто оставить? Или действовать по инструкции? Муля, как тебе хочется, милая? Мазну кисточкой по твоей щеке, так она оставит на тебе небольшой слой краски, но и без краски ты будешь такой же прекрасной, как с ней.

      Хорошо. Тогда отложу… и возьму пудру. Нет. Нет, не пудру! Тебе не нужна пудра… Нет… Что же… Что же взять? Что она хочет? Что ей понравится?!

      – Сделаешь мне стрелки?.. – тихо усмехнулась она, а я вздрогнул от малейшего её шёпота и поспешил прийти в себя.

      – Посмотрим. Если это так нужно для роли, я их сделаю.

      – Не знаю. Говорят, стрелки делают взгляд привлекательнее…

      Куда уж привлекательнее?.. Твои глаза, в которых так легко утонуть, уже и так безгранично очаровательные!.. Что ты со мной делаешь? Что мне с тобой делать?

      – Помолчи, сейчас я подчеркну скулы… немного, ладно?

      – Делай, как знаешь, я же не визажист… – она опять приоткрыла глаза, посмеиваясь над моим покрасневшим от смущения лицом. Хулиганье красноволосое.

      Взяв кисть пошире, которая была похожа на веер, я опустил её на палетку тёмно-коричневого тона, который должен был создать эффект тени, и поднес кисть к её щеке, проводя ею от уха к уголку губ легким помахиванием. Римма засмеялась, скулы выделились, и я уловил момент, чтобы подчеркнуть их румянами:

      – Ах, щекотно…

      – Я понимаю, что ты теряешь над собой контроль, стоит мне коснуться твоего ушка, но попробуй держаться. А то, когда я буду красить тебе глаза, кисть скользнёт и сама по себе нарисует тебе кривую и жирную стрелку, которую никто не планировал рисовать. Станешь старше лет на двадцать, – после моих слов она совсем не удержалась и звонко рассмеялась, чуть не упав с табуретки.

      – Прости, прости… продолжай. Я просто представила себя в возрасте папы… Боже… Это ведь так скоро. Я родилась, когда ему было двадцать пять… Вполне возможно, и у меня к двадцати пяти дети появятся.

      – Молчи. Больше ни слова, – строго прошептал я, а она усмехнулась и кисть скользнула по её второй щеке.

      – Боишься суровой правды? Мне уже двадцать один, Карл.

      – Ой, как здорово. Поздравляю. А мне двадцать.

      – Всегда будешь младше меня хотя бы из-за возраста.

      – Тебе так хочется, чтобы я хоть в чём-то от тебя отставал?

      – Конечно. Ты всегда меня во всём обгоняешь, мне аж завидно.

      – Не завидуй,