Навязанный ритм. Геннадий Шептунов

лица, готовые напиться

      Очередной одышливой весны.

      Вселенная носилась в плоской раме,

      И только неба не было над нами,

      Чтоб уличить в наличии спины,

      И были тени синими на стенах;

      И в острых снежных волнах

      цвета пены

      У губ хрипящего уже вотще

      Рождался день пробежкой в бледной

      хляби

      Змеящейся и предрассветной ряби,

      Скользящей по поверхности вещей.

      И хлопнуло окно, как сычье око,

      Когда схлестнулись, будто два потока,

      И с хрустом расцепились две руки —

      И всё плескалась щукой в складках

      платья

      И шторы ночь обычного зачатья —

      Случайного, как отмель у реки.

      II

      Здесь жили – больше не живут.

      По белизне за край бумаги

      Поплыли лебеди, и крут

      Изгиб их горла; словно флаги,

      Их головы: ещё не взлёт,

      Уже – скольжение вперёд.

      И острый почерк быстрых строк,

      В которых в брызги раскололись

      Высоколобый чей-то слог,

      Высоконогий чей-то голос,

      Шагнувшие до верхних нот —

      За голубое. Вверх-вперёд —

      Оттуда, где прохладный кров,

      Где выживали – в ус не дули,

      Где плеск продолговатых слов

      Во влажной полночи июля,

      Где устаревшие листы

      Под стыком стен ещё синеют

      Пронзительнее и яснее

      Прямоугольной пустоты.

      III

IX глава

      В дорогу – дождь, слизавший плоский город.

      Сонливый полдень сталью рельса вспорот;

      Ворвётся в пустоту плацкартных споров

      То степь, то лес —

      И станешь называть,

      как в прошлом, далью

      Пейзаж, линованный диагональю

      Воды с небес.

      Два дня безделья по дороге в лето.

      Воспоминаний, путевых заметок

      И непутёвостей кордебалет,

      Да дождь в дорогу – добрый знак.

          Hо это —

      Из области несбыточных примет.

      Курящий в тамбуре – из “тех-которых”,

      Что десять лет назад в кухонных спорах

      Сшибались, не щадя ни горл, ни сил,

      До срыва вверх, где в каменисто-чистом

      Бродили, в сущности, из любопытства;

      И я бродил.

      И, явно чем-то с человеком схожий,

      Намного выше и чуть-чуть положе,

      Стократ плавней,

      С клыкастым горизонтом в жёлтом взоре,

      Из пышнотелой поросли предгорий,

      Прочь от теней

      Скользил пернатый – некто соколиный.

      Под ним – отрава зелени долины,

      Цветущий склон,

      Движенье живности в траве – и то-то

      Весь мир вершил подъём переворотом,

      Покуда он

      Стремился вниз, как бес во плоти птичьей,

      И – много медленней – назад, с добычей.

      Утраты тем безропотней, чем чаще —

      Закономерно. Сонмы уходящих,

      Ушедших и других, кто будет жить,

      Уже бредут по высохшему руслу.

      Июль