Стыдные подвиги (сборник). Андрей Рубанов

мертвые. У кого горло перерезано, у кого финка в сердце. Он, короче говоря, все двери выбивает – везде одни мертвецы. И его отец, и мать, и братья, и невеста, все. И он начинает искать, кто это сделал…

      – Нет, – без интереса ответил Лом. – Это я не смотрел.

      – А ты какой смотрел?

      – Я смотрел, где ему в самом начале учитель вешает на шею такой особый амулет, на шнурке, и говорит: Брусли, запомни, тебе драться нельзя. Запрещаю. И этот амулет – специальный, в общем. В нем внутри хранится твой запрет на драки. Кто бы ни пытался с тобой начать драку, кто бы ни провоцировал тебя или твоих друзей, или кого еще, – возьмись рукой за амулет и, в общем, сразу успокоишься…

      – Подождите, – перебил я. – А почему ему нельзя было драться?

      Лом и Влад тихо рассмеялись, а Степа даже сел в кровати.

      – Потому что он – Брусли! – шепотом пояснил Влад. – Сначала его отец тренировал, с самого рождения. А потом он сам тренировался. И в конце концов дошел до такого, что мог одним пальцем пробить насквозь любого человека.

      – Это фигня, одним пальцем, – сказал Лом, тоже переходя на шепот. – Он от пули уходил. Всю жизнь ездил из одной страны в другую страну и везде тренировался у самых лучших тренеров. Но сам никого не тренировал. Его много раз просили, предлагали миллионы, а он говорил: мне ничего не нужно. Деньги, женщины – не интересуюсь, в общем. Я столько накопил информации, столько всего знаю, что уже эти знания нельзя другим передавать. Я умру, и они тоже умрут. Вместе со мной. И его только один раз уговорили, предложили в кино сняться. И он согласился, но с условием, что он будет драться, но всю технику показывать не будет, а только самые простые приемчики, удары там, стойки, ногой с разворота, все эти вещи…

      – Да, – сказал Степа, снова ложась и пряча под одеяло длинные мосластые ноги. – И он еще перед съемками сказал, что все актеры должны расписки написать, что не имеют претензий. Я, говорит, буду бить только на пять процентов своей силы, но все равно, не даю гарантии. Попаду, например, в болевую точку, и все, человек умрет. И на этих условиях снимался.

      – И что было дальше? – спросил я. – В том фильме? Где ему амулет повязали?

      Лом вздохнул, делая вид, что устал от разговора. Но я видел, что он не устал, что мое невежество его забавляет.

      – Ну, он пошел, устроился на завод работать. А все видят, что он – такой крепкий, ловкий, и начинают сначала над ним шутить, потом оскорбления, потом издеваться стали… Он терпит, молчит, если что – вот так руку кладет на амулет, – Лом положил пальцы на грудь, – и терпит. Так где-то треть фильма проходит. Причем он каждый день после работы тренируется. И больше ничего не делает. После работы сразу – раз и в лес пошел, или на задний двор, или вообще на улице встанет – и тренируется. Стойки, удары, все эти вещи, в общем…

      – Подождите, – сказал я. – Он по сюжету тренируется или на самом деле?

      – Вот ты тупой, – прошептал Влад. – Сказали тебе, он играл всегда самого себя. Брусли. Потому что он такой один во всем мире. Все люди знают, что он – Брусли, а по фильму он будет Джон какой-нибудь? Молчи лучше. Слушай.

      – Тихо