Философские диалоги. Джордано Бруно

не могут быть некультурными и неблагородными, ибо наука есть наилучший путь для того, чтобы сделать человеческий дух героическим. Но те другие тем более выразительно проявляют свою грубость, чем более они стремятся греметь вместе с отцом богов Юпитером или с гигантом Салмонеем[13] и подобно украшенному пурпуром сатиру или фавну выступают с ужасной и горделивой спесью, после того как определили на королевской кафедре, к какому склонению принадлежит «этот», «эта» и «это ничто».

      Армесс. Итак, оставим эти соображения. Что это за книга у вас в руке?

      Филотей. Это диалоги.

      Армесс. «Пир»?

      Филотей. Нет.

      Армесс. Что же это такое?

      Филотей. Это другие диалоги, в которых трактуется сообразно с нашим методом «О Причине, Начале и Едином».

      Армесс. Каковы же здесь собеседники? Быть может, мы снова будем иметь дело с каким-нибудь дьяволом вроде Фруллы и Пруденция, которые снова причинят нам какое-нибудь беспокойство?

      Филотей. Не сомневайтесь в том, что за исключением одного все остальные – люди спокойные и честнейшие.

      Армесс. Так что, согласно вашим собственным словам, в этих диалогах нам снова придется кое-что очищать?

      Филотей. Не сомневайтесь в этом, ибо скорее вы будете почесывать там, где у вас зудит, чем ковырять там, где у вас больно.

      Армесс. Однако?

      Филотей. Здесь вы встретите в качестве одного из собеседников ученого, честного, любящего, доброго и столь верного друга Александра Диксона[14], которого Ноланец любит, как свои глаза; он-то и является причиной того, что этот предмет подвергается здесь рассмотрению. Он введен в качестве человека, доставляющего Теофилу материал для размышления. Вторым будет Теофил, то есть я; сообразно представляющимся случаям я буду различать, определять и доказывать все относящееся к рассматриваемому предмету. Третьим будет Гервазий, человек, не принадлежащий к нашей профессии, но для времяпрепровождения желающий присутствовать на нашем собеседовании. Это человек, который не пахнет ни хорошо, ни плохо, потешается над Полииннием и шаг за шагом предоставляет ему возможность проявить свою глупость. Этот святотатственный педант будет четвертым; это один из строгих цензоров философии, почему он называет себя Момом[15]; питающий пылкие чувства к своему стаду схоластов, почему он претендует на сократическую любовь; постоянный враг женского пола, почему он считает себя Орфеем, Музеем, Титиром и Амфионом, чтобы не быть физиком[16]. Это один из тех людей, которые, построив красивую фразу, написав изящное послание, выкроив красивый оборот в цицероновском духе, воображают, что здесь воскресает Демосфен, здесь вырастает Туллий, здесь обитает Саллюстий, здесь Аргус, рассматривающий каждую букву, каждый слог, каждое выражение; здесь Радамант вызывает тени молчащих; здесь Минос[17], царь Крита, движет урну. Они подвергают испытанию речи, они обсуждают фразы, говоря: эти

13

Салмоней — царь Элиды, осужденный Юпитером на адские мучения за то, что пытался соперничать с богом, подражая грому и молнии. О нем говорит Вергилий в шестой песне «Энеиды».

14

Александр Диксон — один из друзей и учеников Бруно. В 1583 г. он написал мнемоническое сочинение, в котором опирался на произведение Бруно «О тенях идей» (1582).

15

Мом — греческий бог злословия.

16

Орфей — легендарный греческий поэт и музыкант, наделенный магической силой искусства, которому покорялись люди, природа и сами боги. По легенде, он погиб от рук неистовых вакханок. Мусей и Амфион — также легендарные древнегреческие музыканты. Амфион вместе со своим братом Зетом пострадал от коварства своей мачехи, Дирки.

17

Туллий — намек на римского оратора Цицерона. Салюстпий — один из самых знаменитых римских историков. Радамант и Минос — в древнегреческой мифологии судьи в царстве Аида. Здесь Бруно намекает на стих из «Энеиды» Вергилия:

Урну Минос-судья сотрясает; и он же безмолвноСонмы сзывает и их преступленья и жизнь испытует.(6.432–433)