Имя твое – номер. Михаил Нестеров

вывела его на проезжую дорогу. Романов оставил без внимания молодую пару, с полувзгляда распознав в ней туристов. Его внимание привлекла женщина лет тридцати с откровенным каре на вороте черного платья. Она держала на поводке спаниеля породы спрингер.

      – Простите, кому принадлежит эта вилла? – Романов жестом руки указал на видневшиеся в конце аллеи ворота. – Мне сказали, она продается.

      – Это вряд ли, – ответила женщина, игриво вздернув брови. – Я бы узнала об этом первой.

      – Это ваш дом?

      – Если бы… – Она рассмеялась. – Здесь живет Томас Фали. Не так давно он возглавлял Верховный корпус. Сейчас в госпитале.

      – Что-то серьезное?

      – Очередной инфаркт.

      – Живете поблизости?

      – Рядом. Небольшой поселок из одноэтажных коттеджей. Пара-другая действительно выставлена на продажу.

      – Верховный корпус? – повторил про себя Романов. – Там выгуливают лошадей?

      – Насчет выездки не знаю. Верховный корпус является частью испанской Национальной полиции.

      Романов наклонился, погладил собаку, потрепал ее за ушами. У него было особое отношение к собакам…

      – Всегда хотела, чтобы меня любили и слушались, – объяснилась женщина по поводу спрингера. – Еще у меня дома есть попугай. Он-то точно знает, что я всегда права.

      – Вас любят и слушаются, – подытожил Романов, – знают и уважают ваши права. А если вам вдруг не хватит аргументов? – Он вопросительно посмотрел на женщину.

      – Я заведу себе мула, – ответила она без паузы. – Он очень вынослив. И бесплоден. Меня зовут Марибель. Я могу подыскать вам приличное жилье.

      – Было бы неплохо. Костя, – Романов первым протянул ей руку. – Как вас найти?

      – Просто придите в поселок и назовите мое имя.

      Женщина медленно пошла по тротуару, взяв поводок в правую руку.

      Романов остановил попутную машину и доехал до границы, разделяющей старый город, зажатый между скалой и бульваром, и новый – небольшой и не очень красивый. Зашел в летнее кафе и заказал вина. Переодетый трубадуром музыкант поначалу мешал ему сосредоточиться, но постепенно звуки волынки отгородили его от окружающего мира, и его мысли сосредоточились на работе.

      Он был уверен в завтрашнем дне в том плане, что скажет «да» Гриневичу. Тому было много причин. Он то ли разговаривал с самим собой, то ли вспоминал:

      «Ты устал в окружении новых товарищей, и в отеле, который служил агентам флотской разведки прикрытием, был в положении поселенца. У тебя не было прав, и ты стремился на волю. Фактически Гриневич предоставил тебе возможность вырваться из плена. Ты словно почувствовал его настроение и пришел ему на выручку».

      Его работа называлась универсальной. Ее нельзя было назвать интересной, захватывающей. Гриневич дал ему возможность открыть свое дело, у него появился свой дом, где чувствовалась женская рука. И если бы не трагическая случайность и четыре трупа, которые он оставил за собой, жил бы тихо и мирно.

      Уже в который раз тоска