Шурочка: Родовое проклятие. Ольга Гусева

постараюсь, чтоб он тебя не трогал.

      Федор Нюру больше никогда не бил и дочь ее оставил в покое. Вера никогда больше не обращалась ни к нему, ни к матери, ни о чем не просила, никогда не спрашивала совета. После работы она целыми вечерами пропадала у своей подружки Любаши. Придя домой, она не просила есть, а молча ждала, когда мать соберет на стол и позовет ее после того, когда поест отчим. Единственной радостью ее был Михаил. Они вместе бегали на луг, собирали луговые ягоды, весело ели их, вымазывая красным соком губы и щеки, а потом валялись в пахучей траве и смотрели, как бегут по небу облака.

      Однажды вечером Михаил сидел вот так на травянистой поляне, а Вера лежала у него на коленях, лежала и смотрела на розовый закат.

      – Вера, я люблю тебя, – сказал он, – а ты меня любишь?

      Глаза ее раскрылись еще шире, когда она увидела низко над собой его лицо, сердце ее захлебнулось от счастья. И в тот же миг исчез и закат, и деревья над головой, исчез весь мир. И с этого дня она уже не представляла свою жизнь без него.

      Но безоблачное счастье длилось недолго. Михаил не мог принадлежать только ей одной. Она страдала от его измен, но продолжала любить преданно и страстно. Эта любовь с каждым днем все возрастала и укреплялась в каждой клеточке ее тела. Но сейчас она испытывала особенную боль. Она чувствовала, что Михаил ускользает от нее, что в его сердце прочно поселилась Настя. Вот уже целый месяц он не приходил к ней по вечерам, как раньше, и она коротала ночи в одиночестве, в своем любимом сарайчике, в котором жила летом, чтобы реже попадаться на глаза отчиму, и, который стал уютным гнездышком для встреч со своим единственным и любимым.

      Попрощавшись с Любашей и Адамом после Шурочкиного дня рождения, она зашла в свое жилище и тяжело вздохнула. Здесь было чисто и уютно. Она обвела взглядом все вещи, находившиеся в этой милой душе комнате, и сердце ее защемило. Она с грустью погладила край постели, на которой остался отпечаток тела Михаила, подушку, на которой лежала его голова, спинку стула, о которую опиралась его рука. Потом подошла к столу и взяла в руки бокал. Это был любимый бокал Михаила. Она поднесла его к своим губам, будто надеялась почувствовать его губы, которые когда-то касались этого бокала. «Он никогда больше не придет ко мне», – мелькнула мысль в ее голове, и невольная дрожь пронзила все ее тело.

      Вера уже не ждала его, когда Михаил вошел в сарай. Она, одетая, лежала на не разобранной постели и, положив руку под голову, смотрела в потолок. Она лежала в темноте и, услышав скрип двери, спросила, не вставая:

      – Кто там?

      Секунду-две Михаил молчал, а затем сказал приглушенным голосом:

      – Я это.

      Услышав любимый голос, она стремительно соскочила с постели. Она прижала руки к груди, точно боялась, что сердце ее выскочит, но, собрав все свои силы, задыхаясь, выговорила:

      – Чего тебе? Чего ты хочешь от меня, Миша?

      – Пришел вот к тебе, – ответил он.

      – Уходи. Все видят, как ты обхаживаешь Настю. Уходи, ради бога! – взмолилась Вера.

      Голос ее дрожал и обрывался.

      – Мне