ПлоХорошо. Окрыляющие рассказы, превращающие черную полосу во взлетную. Ольга Савельева

недостатка информации, наивности и недалекости я совершенно не учитывала имеющихся активов (дача, квартира), в моем понимании было так: как только закончится еда, мы просто ляжем и умрем.

      Ведь нет того телефона, позвонив по которому можно сказать, что по вот такому адресу нечего есть, и тебе привезут пельмени.

      И почему-то я четко помню, что мне было очень стыдно. Хотелось скрыть, что денег нет, изображая беззаботность. И как-то особенно обидно было замечать у одноклассников новые портфели, сапоги и кофты.

      Меня это триггерило. Слово такое модное – триггер. В переводе означает: цепляло, било по мозолькам.

      Помню, что было самое начало февраля.

      Я смотрела в окно на угрюмую бесснежную мглу и чистила картошку.

      Почистила девять картофелин. По три на каждый рот. И поставила варить.

      И тут…

      Я импульсивно решила пересчитать оставшуюся картошку. Чтобы понять, сколько времени у нас на неголод.

      И пересчитала.

      Получилось что-то около трехсот картофелин.

      Если есть только картошку каждый день, то хватит на целый месяц. А если есть не по три, а по две картошки, то на два. А если есть не каждый день…

      Меня это успокоило. Два-три месяца гарантированно есть, что есть.

      Это хорошо. Это время, за которое что-то непременно изменится к лучшему.

      Обстоятельства. Или я.

      В ту ночь я заснула легко и крепко.

      Дальше я стала думать.

      Мне пятнадцать. Кто может взять меня на работу? Неофициально.

      Помыть пол (я умею), принести что-то (я сильная), присмотреть за кем-то (я ответственная) или что-то в этом роде. Может, на рынке?

      Маме говорить ничего не стала. Скажу, если найду подработку. А если не найду, зачем ее расстраивать?

      Я стала искать. И пересчитывать дни в картошки.

      Я была очень стеснительная девочка, сложно вступала во взрослую коммуникацию, плюс подростковые прыщи, щедро и хаотично заполонившие мое лицо, заставляли меня ходить, низко опустив голову.

      Но картошки каждый день оставалось все меньше. И это заставляло меня стучать в палаточки на рынке и спрашивать:

      – А вам не нужны помощники?

      Когда картошек осталось чуть меньше двух сотен, я нашла тетю Клару. Она работала на Домодедовском рынке, торговала конфетами. Не самый ходовой, но веселый товар.

      У тети Клары был роман с грузином, который торговал овощами на другом конце рынка.

      Тетя Клара бегала на свидания, а меня оставляла дежурить вместо себя.

      Платила конфетами и сезонными овощами от ухажера. В зарплату входило условие – хранить тайну. Если спрашивали про Клару, полагалось отвечать, что у нее крутит живот.

      Клара обесценивала любовь до диареи, чтоб никто не догадался. Но рынок – это маленькая мафия, там ничего не скроешь, и, когда я на вопрос соседок отвечала про живот, все понимающе хмыкали и шутили, что живот ее болен гогиной (производное от ангины и Гоги).

      Меня устраивало. Я сидела в теплой палаточке с обогревателем и делала уроки. С карамелькой за щекой. Домой приносила шоколад, зелень и иногда мясистые помидоры.

      Сначала врала маме, что угостили.

      Потом