О годах в дипломатии с долей сарказма. Владимир Ваниев

Что же касается комментариев, то они, естественно, выдержаны в духе нового мышления. Как свидетель тех событий, могу сказать, что одну деталь точно переврали. Саундтреком (по-нынешнему) в фильме прозвучала известная песня Северина Краевского «Не спочнемы, ниж дойджемы…», которая, по словам авторов фильма, была, якобы своеобразным гимном восставших гданьских судостроителей. На самом деле песня эта вышла в свет лишь в 1978 году, когда я покидал Польшу после первой длительной командировки. Тогда же, в 1970 году звучали иные мотивы, поскольку революционные события без музыкального сопровождения не происходят.

      Исполнялись, как сейчас называют, ремейки известных шлягеров. В частности, популярная песня «Разноцветные кибитки» получила новое звучание:

      У нас веле и невеле, бо в сам раз

      Ест милицья, майон палки, майон газ…

      А в известной песенке военных лет «Секера, мотыка…» появились слова:

      – И запажил се Кочолек (Станислав Кочолек был в ту пору первым секретарем Гданьского комитета ПОРП, а в начале 80-х прибыл послом в Москву. Кочолек – по-польски – котелок, который закипел).

      Возвращаясь на поезде в Москву, имел возможность ознакомиться с еще одной стороной польского вокального творчества. Группа молодых людей, судя по всему, студентов, направлявшаяся в братский Советский Союз, до глубокой полночи, явно хорошенько заправившись, распевала пронизанные исторической ностальгией куплеты:

      – Една бомба атомова и бенджемы знув у Львова.

      – Львув, Львув, польске място.

      – Една бомба, але сильна и бенджемы знув у Вильна.

      Ничто не передает так достоверно настроение нации, как звучащая из глубины души песня.

      В период правления Э. Герека наступила пора непродолжительной относительной стабильности и кое-какого изобилия, обеспеченного западными кредитами.

      Вскоре мне предстояло очередное, на этот раз гораздо более длительное пребывание в Народной Польше.

      Повестка в райвоенкомат

      Однако этому предшествовало событие, едва не перечеркнувшее мою дальнейшую дипломатическую карьеру. В один прекрасный день я получил повестку из Черемушкинского райвоенкомата с предписанием явиться для прохождения медкомиссии и собеседования. Военкоматовский майор с летными петлицами, радостно улыбаясь, сообщил мне неожиданную новость – планами военного ведомства предусматривается привлечение меня на действительную службу в качестве военного переводчика с направлением для ее прохождения на Ближнем Востоке.

      Почему-то припомнились намеки на эту тему со стороны преподавателя английского военного перевода полковника Муратова, выделявшего меня среди других студентов. Это выражалось, в том числе, в его обращении к нам: «– Ефанов, Шумский, Щербаков энд комрад Ваниев», – после чего ко мне прочно приклеилось погоняло «комрад».

      Хотя усердие проявлял не только я. Так, упомянутый студент Ефанов, переводя штабной документ и дойдя до подписи «colonel White», завершил