О «русскости», о счастье, о свободе. Татьяна Глушкова

стакан воды подлить… трех капель будет,

      Ни вкуса в них, ни цвета не заметно;

      А человек без рези в животе,

      Без тошноты, без боли умирает.

      Альбер

      Твой старичок торгует ядом.

      Жид

      Да —

      И ядом.

* * *

      Обращаясь к яду, яду для Моцарта, Сальери лжив, нелогичен в мыслительных доводах в пользу убийства, но впервые прям и правдив в поступке, действии, наконец – в чувстве (впервые выпущенном им на свободу). Потому что рационалист тоже «может иметь чувства». Свои, особые чувства. Те, что ищут себе оправдания в рассудке. Чувства, которые «разумны». Не доброта, а разумность, иными словами – полезность, – вот мерило, «этическое» мерило этих чувств… Та полезность, которая для Моцарта «презренна» и относится всецело к области самодовлеющей «низкой жизни».

      Чувство, выпущенное на свободу Сальери и обеспечившее ему «звездный час», или, пожалуй, чувства – это зависть и ненависть, мучительно снедавшие его. Свобода ненависти! Свободная, действенная ненависть – вот «нож целебный» (нож полезный), который «мне отсек Страдавший член!». И от этой полезности, устранившей страдание, Сальери счастлив…

      Что Сальери не друг Моцарту, а именно ненавидит его, так же «глубоко, мучительно», как и завидует ему, – Пушкин выразил с непреложною ясностью. Вот ведь что рассказывает Сальери:

      …сидел я часто

      С врагом, беспечным за одной трапезой,

      И никогда на шепот искушенья

      Не преклонился я, хоть я не трус,

      Хотя обиду чувствую глубоко…

      ……………………………………………………………

      Как пировал я с гостем ненавистным.

      Быть может, мнил я, злейшего врага

      Найду; быть может, злейшая обида

      В меня с надменной грянет высоты —

      Тогда не пропадешь ты, дар Изоры.

      И я был прав! и, наконец, нашел

      Я моего врага…

      ………………………………………………………

      Теперь – пора! Заветный дар любви,

      Переходи сегодня в чашу дружбы.

      Итак, Моцарт для Сальери – враг, злейший, чем «гость ненавистный», злейший из всех прежних, всех мыслимых! Он – ненавистней ненавистного, и «теперь – пора!» выпустить на свободу всю правду своего чувства, всю ненависть, претворив ее в действие, вероломно прикрытое «чашей дружбы»…

      Но какая страшная жизнь отпахивается перед нами! Та самая, о которой говорил недавно Сальери: «Я счастлив был: я наслаждался мирно…» Эта жизнь пронизана ненавистью – неиссякавшей, потаенно копившейся годами… Сальери – ненавистник, и таким был он всегда. Его и при «счастье», до Моцарта, окружали, оказывается, не столько «товарищи… в искусстве дивном», сколько «враги беспечные», посещали «гости ненавистные», и он так же лицемерил с ними, так же, ненавидя их, с ними «пировал»… Так вот что значит, на языке Сальери, «наслаждаться мирно»! Это