Давай ограбим банк. Елизавета Бута

стеклом лишь стволы деревьев. Вернее, смутные их очертания. Представьте себе только что нарисованный пейзаж, а теперь проведите по нему рукой, старательно размазывая краски по холсту. Вот именно таким я теперь вижу мир.

      Рядом со мной на подоконнике стоит клетка с хомяком. Жирное и довольное жизнью создание. Я осторожно сую мизинец в клетку. Хомяк тут же с интересом подбегает к мизинцу и начинает тщательно его изучать. Микки не протестует, хотя я чувствую, как он напряжен. По телевизору заканчивается выпуск новостей.

      – Не понимаю… Меня совсем никто не ищет? – спрашиваю наконец я. Больше у телевизора, чем у Микки.

      – Кто тебе сказал?

      – По мне, так твои фотографии должны уже в каждом выпуске показывать, – честно отвечаю я и делаю глубокий вдох. Не нужно показывать людям то, как ты их боишься. Мы все все-таки от животных произошли. Если человек видит, что его боятся, он начинает нападать.

      – Про ограбление банка говорили, но моего лица никто не показывал, – говорит Микки.

      – Я тебя отведу, – говорит он. Поднимается и идет к люку.

      – Я никуда не пойду. – встаю с подоконника, убираю руки от хомяка и сжимаю их в кулаки. Упорно смотрю куда-то в плинтус, который теряется в белесом тумане отвратительного зрения. Никто не увидит мои настоящие глаза. Для меня это хуже изнасилования. – Думаешь, я не понимаю? Выживет Бонни или нет, ты все равно меня убьешь. Либо от злости, либо из страха, что я расскажу все полиции.

      Ногти больно впились мне в кожу ладоней. Микки подходит ко мне и пытается заглянуть в глаза. Сейчас, наверное, кажется, что я слепая, потому что смотрю на несуществующий плинтус.

      – Дыши. Просто дыши, – говорит он и подходит еще ближе.

      Я делаю шаг назад, упираюсь в подоконник и продолжаю смотреть на плинтус.

      – Я не буду сидеть в том подвале, лучше застрели меня сейчас… – У меня заканчивается весь запас воздуха и слов.

      – Дыши, – слышу голос Микки. – Я отхожу, видишь? Все хорошо. Я не хочу тебе ничего плохого.

      – Вижу, – сдаюсь я. Это звучало бы как сарказм, если бы тон не был таким жалким.

      – Если ради того, чтобы спасти свою сестру, я должен буду кого-то убить, я это сделаю. По-моему, это правильно.

      – Нет. Я юриспруденцию в Штатах изучала, так вот это совсем не правильно. – Тон уже почти нормальный.

      – Пожалуйста, слышишь? Пожалуйста, потерпи еще немного. Через пару дней все закончится. Я обещаю. Хорошо? – говорит он и выжидательно смотрит на меня.

      Киваю.

      В его руках начинает вибрировать телефон. Он смотрит на определившийся номер и поворачивается ко мне.

      – Мне нужно пять минут. Ты ведь будешь вести себя хорошо? Верно?

      Киваю и смотрю в плинтус. Я остаюсь одна. Как только дверь за Микки захлопывается, начинаю пытаться открыть окно. Вижу, что Микки стоит сейчас на углу дома, держит руку с телефоном у уха и с тревогой косится на окно. Бесполезно. Я беру со стола пачку и закуриваю. Поворачиваюсь к окну. Хомяк от всех этих громких