До различения добра и зла. Сергей Белхов

ж спорить о десятке останков павших солдат! К чему это? Выйдете в русское поле или лес и вы найдете миллионы не погребенных русских солдат. Их кости уже шестьдесят лет гниют в оврагах и болотах, перемалываются гусеницами тракторов, пашущих землю!

      Об этом не снимают фильмов. Кому нужен такой фильм? Ведь чего доброго после такого фильма русский человек не так охотно полезет в пекло по приказу жирующих генералов и политиков.

      Конечно, я – предатель! Мой коллега-патриот чуть не убил меня, когда услышал подобные речи. Ему показалось, что я осквернил память павших, говоря все это.

      Мне же вспоминается моя бабушка – простая русская женщина. Первый ее муж – мой дед – сгинул в сталинских лагерях. От второго осталось лишь письмо, которое он написал из-под Вышнего Волочка. Видно, там, в бою и сложил он свою голову. «Где лежат его кости? Одному Богу то ведомо» – заканчивала она, плача, свой рассказ о нем.

      Какие слова мне найти, чтобы хоть немного пробить безумие «государственников»?! Довольные, они хлопают меня по плечу и, улыбаясь, говорят: «Вот увидишь, Серега, как замечательно все будет устроено в возрожденной Российской империи!!! И тебе место найдется. Преподавать и писать книги, конечно, мы тебе не позволим – вредный и опасный ты для России человек. Но кусок хлеба ты получишь и будешь сыт»

      Проклятие! Я даже не смогу насладиться в будущем их отрезвлением и раскаянием. В тот момент, когда возрожденная империя, сожрет еще несколько десятков миллионов жизней, и погрузит Россию в новую пучину кровавой смуты, эти люди будут мертвы. А те из них, кто выживет, снова искренне будут говорить о том, что заокеанские недруги, да местные жидо-массоны вновь испортили все дело и погубили страну. Бедная, бедная Россия!

      Но, впрочем, продолжим. Я попал в учебную часть, где меня пол года учили на телефониста. Это первая моя удача. Здесь почти не было «дедов». Те же «деды», что командовали нами, были сержантами, так что неофициальное порабощение ими совпадало с официальной субординацией. Это было не так унизительно.

      Таким образом, первые столкновения мне пришлось выдержать с равными мне, равными по положению.

      Сначала это были простые конфликты на бытовой почве.

      То я не понравился какой-то «горилле» и она ударила меня штык-ножом – благо тот был туп, туп как все штык-ножи в нашей армии, и не пробил моей телогрейки. От этого недруга я быстро избавился. Он разбил челюсть сослуживцу за то, что тот не положил ему, будучи раздатчиком пищи, хорошего куска мяса. Дело замяли, но «горилла» присмирела.

      То меня «отметелил» десяток армян. Дело было так. Я брился. Между мной и умывальником было сантиметров сорок. Именно в это пространство и вклинился маленький армянин. Вклинился и начал умываться – я для него оказался пустым местом. Мои протесты повлекли ссору. Сбежалась толпа армян и изрядно отходила меня. Сегодня я знаю, как следовало поступить в этой ситуации – бритвой порезать нескольких нападающих. Это была бы победа, которая обеспечила бы мне спокойную жизнь. Но тому Белхову – гуманисту