Тёмных дел мастера. Книга третья. Алексей Берсерк

границ этой местности, где за полоской горизонта начинались невысокие холмы и скаты. К тому же, воспринимая это строение как часть леса, животные бродили здесь свободно, не боясь ни избушки, ни её скрытного хозяина. И всё же иногда что-то будто вспугивало их, после чего человек стремительно исчезал, порой не возвращаясь сюда очень долгое время, но в конце концов его непременный силуэт всегда оказывался на своём прежнем месте, стоило только в один из вечеров снова забрезжить в окне одинокому огоньку, пробивавшемуся из старенькой дровяной печки-самокладки, а самому хозяину блеснуть в свете выглянувшей луны своими такими же седыми, как её лучи, старческими волосами.

      В подобный редкий момент можно было увидеть, что то был стройный, хотя уже и очень потрепанный годами, заросший старик, в оборванных лохмотьях, под которыми тем не менее проглядывало что-то вроде доспеха, а в руке или за спиной у него всегда покоился какой-то странный, но весьма искусно сработанный составной лук – что всё вместе делало его скорее похожим на какого-то война древности, неизвестно как оказавшегося в современном, развитом посредством магического прогресса человеческом обществе. Однако поскольку он жил в лесу один, то данное обстоятельство, по сути, совершенно не играло никакой роли, ведь здесь вокруг не было ни единой души, чтобы судить об этом. Проходя мимо своего самодельного, хотя и довольно сложно устроенного верстака для изготовления и подгонки стрел, этот старик всегда осторожно прикасался к нему, поглаживая гладкую столешницу рукой. После чего, шагнув к размещавшейся рядом поленнице, брал с собой небольшую охапку дров и, минуя изрубленную колоду, осторожно заносил свою ношу на порог дома, неизменно оставляя часть дров в прихожей, прямо напротив деревянной бадьи.

      Отмеряя шагами трескучие доски подгнивавшего по краям сенного пола, человек легко ориентировался в полной темноте своего жилища, а когда за ним закрывалась и вторая дверь, ведущая в светлицу, то практически молниеносно в его глазах вспыхивал какой-то странный голубоватый огонь, от которого тут же занимался и камин, и все масляные лампы вокруг, даже если в них уже давно не было и намёка на топливо. Благодаря этому сложенная из брёвен добротная комнатушка моментально преображалась, а седой старец неспешно следовал до печки и, осторожно подложив дрова к невесть как горевшей пустой топке, степенно присаживался затем на свой деревянный стул за массивным столом, стоявшим напротив одинокого спального места рядом с окном, и тихо принимался за скромный ужин.

      Однако, несмотря ни на что, даже в самых повседневных его повадках внимательный взгляд мог всегда отметить и былую стать, и молодецкую удаль, что когда-то составляли саму соль этого человека и до сих пор оставались значительной частью его увядающей жизни, но побеждающую его тело старость было всё же не обмануть – ибо даже самый стойкий зверь в летах оставался