Через границу. Майя Лунде

не может беспорядок. Когда двое полицейских добрались до подвала, мама схватила папу за руку. Заметив это, я испугалась так, что сердце чуть не выскочило. Почему же они ничего не говорят?

      Почему просто стоят, вцепившись друг в дружку, пока полицейские орудуют в доме? И почему эти двое так долго торчат в подвале? Оттуда доносится какой-то стук.

      А потом я вспомнила про шкаф и голоса, и мне ужасно захотелось, чтобы шкаф не трогали. И чтобы у тех, кто скрывается за ним, хватило ума сидеть тихо.

      Наконец полицейские вышли.

      – В подвале все чисто, – сказал один.

      Я облегченно выдохнула, мама выпустила папину руку, но больше ничего не произошло.

      Полицейские обступили родителей, и среди наших гостей я увидела ленсмана[1]. Похоже, это он все устроил.

      Помню, до войны в День независимости[2] он говорил праздничные речи, радостно размахивал флажком. А сейчас все время ходит сердитый. До войны взрослые говорили, что полицейские охраняют нас и ловят преступников, чтобы в Норвегии жилось спокойно. А потом все изменилось, и сейчас полицейские выполняют приказы нацистов и «Национального единения». Ленсман вопросительно смотрел на маму с папой. Повисла мертвая тишина.

      – Где они? – выпалил наконец ленсман.

      – Кто «они»? – спросил папа.

      – Вы прекрасно понимаете. Еврейские дети, которых вы прячете.

      – Не понимаю, о чем вы.

      Разумеется, папа прав. Все это – какое-то недоразумение. Не прячем мы никаких детей. Быстрей бы убрались эти полицейские, а мы бы легли спать. Или пошли на кухню и сварили какао. Да, так будет лучше всего. А потом наступит завтра, и все пойдет своим чередом. Вот только я никак не могла выкинуть из головы тот шкаф. И голоса в подвале…

      Что-то не так, я это чувствовала. В нашем доме что-то происходит, поэтому мама с папой изменились. Ленсман будто подслушал мои мысли – он поднял голову и уставился на нас с Отто. Затем шагнул к нам. Растянул губы, словно силился улыбнуться.

      – Ребятки… Вы ведь знаете, что врать нехорошо?

      – Оставьте их в покое! – крикнул папа, но ленсман не сводил с нас глаз.

      – Вы в последнее время не слышали здесь никаких посторонних звуков? Ничего необычного не замечали? – не отставал он.

      Отто больно сжал мне руку. Предупреждение. Я должна молчать. Впрочем, я это и так поняла.

      – Нет, мы не слышали никаких посторонних звуков и ничего необычного тоже не замечали, – я старалась говорить уверенно. Для пущей убедительности замотала головой.

      И у меня все получилось бы, если бы не глаза. Сама того не желая, я посмотрела на подвальную дверь. Ведь я-то знала, что за ней кто-то прячется.

      Ленсман повернулся и понял, куда я смотрю.

      – Обыщите подвал еще раз, – приказал он остальным.

      Наручники

      Полицейские снова спустились в подвал. Я затаила дыхание, и Отто, кажется, тоже. Мама опять вцепилась в папину руку.

      Сперва в подвале было тихо, но вскоре я услышала, как что-то двигают. Деревянные доски скребли о

1

Полицейский чин в Норвегии.

2

Национальный праздник, который норвежцы отмечают 17 мая.