Тайная доктрина. Том III. Елена Блаватская

циркуляции крови, которая, как нам говорят, «была абсолютно неизвестна ему»,[6] но нет ничего, чем можно бы опровергнуть, что он знал, что такое кровь есть, и это больше, чем то, на что может претендовать любой современный физиолог или биолог.

      Хотя проф. Джовет отводит «физическому философу» более щедрый удел знания, чем какой-либо другой современный комментатор и критик, тем не менее его критика значительно перевешивает его восхваления, – можно процитировать его собственные слова, чтобы ясно показать его пристрастность. Так, он говорит:

      Поставить чувства под контроль разума; отыскать какой-либо путь в лабиринте или хаосе видимостей, будь-то столбовая дорога математики или более отклоняющиеся пути, подсказываемые аналогией между человеком и миром, миром и человеком; понимать, что все имеет свою причину и все стремится к своему завершению – это дух древнего физического философа.[7] Но мы не воздаем высокой оценки условиям познавания, которым он был подчинен, также и идеи, за которые цеплялось его воображение, не имеют такого же влияния на нас. Ибо он витает между материей и разумом; он находится под властью абстракций; его впечатления берутся почти наугад из внешней природы; он видит свет, но не видит тех предметов, которые открываются светом; и он сближает вплотную вещи, которые нам кажутся так далеки друг от друга, как два полюса, так как между ними он ничего не находит.

      Предпоследнее утверждение, очевидно, не по вкусу современному «физическому философу», который видит «предметы» перед собою, но не видит света Вселенского Разума, открывающего их, т. е. поступает диаметрально противоположным образом. Поэтому ученый профессор приходит к заключению, что древний философ, о котором он теперь судит по платоновскому «Тимею», должно быть, поступал совсем не по-философски и даже действовал неразумно. Ибо:

      Он внезапно переходит от лиц к идеям и числам, и от идей и чисел к лицам,[8] он путает субъекта с объектом, первую и конечную причины и, замечтавшись о геометрических фигурах,[9] теряется в приливе чувств. И теперь с нашей стороны требуется усилие ума для того, чтобы его двоякий язык понять, или постичь неясный характер знания и гений древних философов, который при таких условиях (?), кажется, божественною силою во многих случаях предвидел истину.[10]

      Подразумевается ли под «при таких условиях» наличие невежества и ментальной тупости в «гении древних философов», или что-то другое, – мы не знаем. Но для нас совершенно ясно значение подчеркнутых нами фраз. Верит или не верит региус-профессор греческого языка в сокровенное значение геометрических фигур и в эзотерический «жаргон», он тем не менее признает присутствие «двоякого языка» в писаниях этих философов. Отсюда следует, что он допускает существование сокровенного

6

Там же, стр. 591.

7

Это определение (разумеется неумышленно) ставит древнего «физического философа» на много локтей выше его современного «физического» confrère, так как ultima thule последнего заключается в том, чтобы заставить человечество поверить, что ни вселенная, ни человек не имеет какой-либо причины – разумной, во всяком случае – и что они обязаны своим возникновением слепому случаю и бессмысленному кружению атомов. Которая из приведенных двух гипотез более разумна и логична – это предоставляется решению беспристрастного читателя.

8

Выделено мною. Каждый новичок в Восточной философии, каждый каббалист усмотрит причину такой ассоциации личностей с идеями, числами и геометрическими фигурами. Ибо число, как говорит Филолай, «есть преобладающая и само-созданная связь вечной продолжительности вещей». Единственно современный ученый остается слепым к этой великой истине.

9

Здесь опять древний философ, кажется, опередил современного. Ибо он только «путает... первую и конечную причины» (каковое путание отрицается теми, кто знают дух древнего учения), тогда как его современный наследник, по общему признанию и абсолютно, не знает обоих. М-р Тиндаль показывает, что наука «бессильна» разрешить хотя бы одну из заключительных проблем природы и «дисциплинированное (читать – современное, материалистическое) воображение отступает в замешательстве от размышления над проблемами» материального мира. Он даже сомневается, обладают ли нынешние люди науки «теми интеллектуальными элементами, которые сделали бы их способными постичь первичные структурные энергии природы». Но для Платона и его учеников низшие типы были только конкретными образами высших абстрактных типов; бессмертная Душа имеет арифметическое начало так же, как тело имеет геометрическое. Это начало, как отражение великого вселенского Архея (Анима Мунди), самодвижущееся, и из центра распространяется по всему телу Макрокосма.

10

«Диалоги Платона», перевод Б. Джовета, стр. 523.