Лекарство для разбитого сердца. Джеки Эшенден

выражением лица.

      – Мои планы изменились, – посмотрев ему прямо в глаза, бросил он. – Я заберу своего сына. А также заберу вашу жену.

      В комнате воцарилась гробовая тишина.

      Матильде казалось, что невозможно испытать еще большее потрясение, чем то, которое она пережила. Оказалось, она очень ошибалась.

      – Думаю, у моей жены другие мысли на этот счет, – приподняв свои седые брови, спокойно заявил Генри.

      Но слова застряли у нее в горле.

      Мало того что Энцо рассказал Генри, что он является отцом Саймона, так он ко всему собрался забрать ребенка.

      Саймон любил Генри. И хоть он знал, что Генри не его отец – Матильда позаботилась о том, чтобы он знал правду, – они были дружны, и отрывать ребенка не только от нее, но и от Генри…

      Она лишилась родителей в достаточно раннем возрасте и прекрасно знала, каково это – потерять единственных в мире людей, которым ты нужна. Которые любят тебя.

      Матильда не представляла, как сможет находиться вдалеке от Саймона. И если ей придется бороться за сына, она пойдет на все, несмотря на то что ее приучили решать все вопросы мирно и не поднимать шумиху.

      – Что значит – ты заберешь меня? – чужим голосом спросила она.

      – Ты права, – повернулся к ней Энцо. – Я не могу оторвать ребенка от всего, что ему дорого и знакомо. Значит, мне придется взять это с собой. Я имею в виду тебя.

      У нее пересохло во рту, как в пустыне Сахара.

      – Ты сумасшедший.

      – Нет. Я всего лишь жестокий. Дорогая, у меня отобрали слишком много всего, и с меня довольно. Мое остается моим, и это касается также Саймона.

      – Только Матильда не ваша. – В тоне голоса Генри не было ни тени волнения.

      – Что? – развернулся к нему Энцо. – Думаете, она нужна мне в качестве любовницы? Что я прикоснусь к чужой жене? – Он фыркнул с таким сарказмом, словно в жизни не слышал ничего более глупого. – Вы ошибаетесь. Мне необходимо лишь ее присутствие, месяц или два, пока Саймон не привыкнет к своему новому дому.

      Его самоуверенность взбесила Матильду. Он говорил о ней так, словно она была какой-то вещью, которой можно распоряжаться по своему усмотрению. Но еще больше ее разъярил его намек на то, что после того, как Саймон освоится на новом месте, ее присутствие больше не понадобится.

      – Я его мать, – ледяным тоном заявила она. – И буду ею всегда. Месяца или двух моего присутствия будет недостаточно.

      – Тогда оставайся. Я не возражаю. Единственное, чего я требую, – это чтобы Саймон жил со мной. Ты можешь приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится.

      – То есть, по-твоему, я должна бросить свою жизнь в Англии и переехать… к тебе, где бы ты ни жил. Вот так просто.

      – А почему нет? Ты решила не говорить мне о сыне. Вот так просто.

      – Ты говоришь так, будто это решение далось мне легко.

      – А разве нет? Проще простого решить не взять в руки телефон и сделать еще один звонок.

      Матильда испытывала и стыд, и сожаление, и много чего другого, но она не понимала, почему ее ребенок должен