Квадролиум – Космическая роза. Кирилл Геннадиевич Станишевский

нозирование или предсказательное суждение о перспективе тех событий, которые проистекают из причинных оснований непознанного прошлого/информации о нём и вытекающего из такового настоящего логически имеющего причинно-следственную связь с логикой прошедших событий, где пренебрежение данным принципом в пользу прихоти закономерно ошибочно или даже ущербно.

      Богиня и поэт.

      Как же смог бы удивить? До невозможности уняться! Каковой сердечной пылкостью любить, чтоб в изгнании скитаться?

      Мне не видно, приоткройте занавес сценический, где актёры ещё в роли не вникли, словно полусогнутый зародыш в утробе, ему слышны лишь отголоски зрителей, их сплетни и россказни резонируя пронизывают стены, застывшие в них росписи.

      Раз! И зрелище возникло, наливая жаром паническим кровь, ваши чувства, ваши вольности, и всё мигом сникло, больше нет ничего, лишь аккомпанементы вспыхнули сопровождая вопли новоявленной стихии.

      Из-за тьмы мерцает блеск пары глаз и хриплый возглас содрогает кроны: "Я ненасытная хищная морда, хочу изречь не малость толка".

      Что же высловить в ответ, каковую ересь, чем сущность сию встрепенуть, чем задеть её произвольность?:

      "И как ты здесь в миг грядущий устремившись, очутилось, скользя сквозь кулуары небытия, и не сочти за милость, но диалог возник не зря в просторах рассечённых, ведь кто, откуда и куда, каковы предлоги, неизвестно, эта уместная молва в тот же миг проникла в безызвестность".

      Глаза ярчайшие прикрылись, но обнажился образ тот, что некогда явившись облаком проникся светом предо мной и вымолвил: "Здесь только ты и я, но не быть предрешённости, всё возникает воссиявши, ровно во все стороны от центра отдаляясь, лишь потому, что утопая в нём, всё меняется и всё по новому, жесты творчества пылают".

      Ух уж дерзкая молва, должно быть её истоки из предтечей бытия, у самих порогов его логова. Но кто подскажет, коль не этот край, ударяясь о который, уцелеть дано чему-то одному, а может ни тому и ни другому?: "Что есть самая безумная мечта?"

      Изверглась в новь молва с буйствующей поточностью перебивая мыслей лад: "Безконечность до сих пор не преодолена! Всё есть вследствие того! Проблема лишь в том, что не по нашей воле.

      Мы производная констатация вероятная в эквиваленте с безконечность, но я бы поменял местами роли,

      Сия динамика предстаёт нашим и вселенским произволом, изобилующим соучастием осознанным и непредрешённым, вероятность осмысленности осмысленна самой вероятностью, она воплощена текущим воплощением, инертным потоком, но собою в себе же распознанным, как некоей плетущейся сложностью".

      – Явиться? – вопрошает незримое.

      – Я не понимаю Вас, сей голос мне неведом. – Возник ответ смыслом зыблемым из неоткуда.

      – Может ли родиться то, что знает своё рождение? Можно ли понять то, что не предстало пониманием? Лишь закономерность последовательная даёт простор для осознания, но само становление никогда не предрешено. И этого то стоит, сплетений и терний преграждающих полнолунный лик тенями ветвей пред взором.

      Как вас похитить, божественность, если порывы жаркого пыла бюрократической лихвой и цепями абстракций оскоплены на уровне звероподобной неврологии?

      Не кража, не убийство, тюремная скука за пределами тюрьмы.

      – Лучше любоваться издали. Я плохо выношу людей когда они находятся в непосредственной близости, но не всех, лишь тех, что путают заборы с ментальными границами. – Неведомое сущностью существо произрекло.

      – Царство лишается восхитительности, это его гибель, это его гной,

      Да и я вовсе не людской, и мы не увидимся должно быть.

      Загадки моих пьес пускай в глуши веков поникнут,

      И этот миг пускай утонет в вас, и каждый тот, кто возомнил хоть нечто более постигнутого, распознает тоже тот же час.

      – Судя по культивируемым вами образам, вероятно я похожу на нечто, к чему вы внутренне интуитивно стремитесь. Не исключено, что соответствую тому в действительности.

      Но образам лучше оставаться виртуализированными, а бытийность и так нами пронизана, что стоит гораздо большего.

      – И этот миг пускай в глуши веков возникнет со звоном колокольни резонирующих ласк,

      Нет образов, которые я предпочёл бы культивировать,

      Картины и рифмы говорят со мной сквозь века, и я проникшись диалогом побеспокоил вас.

      – Понимаю, прежде чем смогу сказать, это препятствие между словами и ментальностью.

      – Вы любите море? И любите ли вы? Почему всякое болестное страстями пены морской не обвито?

      – Невиданно, немыслимо, непоколебима жизнью стать.

      – Даже звезды друг друга разрушают, даже свет во тьме изогнут,

      Он золотом плесканий разорванных себе жизнь у небытия вымаливает,

      Его поспель вспять повёрнута, она разгоняется, но затухая,

      Состраданию нет места в любви, оно иссякает когда океаны берегов лишаются,

      Так