Сага. Тонино Бенаквиста

перед своим с пультом в руке. За эти десять дней он ни разу не покидал дивана и добился того, что о нем попросту забыли. Его можно принять за какое-то холоднокровное животное в бежевых тонах, неподвижно застывшее, приспустив веки. Он смотрит телевизор в наушниках, безропотно питается одной пиццей и стережет лавочку днем и ночью. Не стоит только слишком долго глядеть на него, если не хочешь вконец расхандриться. Другими словами, мы даже довольны, что он среди нас. А я, как только узнал, что его брат потенциально стоит четыре миллиона долларов, обоих записал в число близких.

      Старик спрашивает, хотим ли мы внести какие-нибудь изменения в четвертую серию. Жерому кажется, что я слишком уж тороплю расследование Джонаса по поводу запертой комнаты у Френелей (куда мечтает проникнуть Милдред). В одном эпизоде я слегка намекнул на некое спрятанное там сокровище, но глубже копать не стал. Это ведь может быть что угодно, и совсем не обязательно в звонкой монете, нельзя же все сводить к деньгам. Какая-нибудь «Обнаженная» Ван Гога, ящик Пандоры, мумия, обломок истинного Креста. Жером воображает там целый арсенал, бесследно исчезнувший во времена давно забытой войны. Шкаф, набитый ручными гранатами и базуками, которые ржавеют в ожидании своего часа. Луи там видится, скорее, нечто, занимающее всю комнату целиком, например подпольная типография для печатания фальшивых денег или лаборатория. Но эту идею мы быстро отвергли – лаборатория слишком напоминала бы мастерскую нашего изобретателя. Поскольку Матильда еще ничего не сказала, я спрашиваю, есть ли у нее какие-нибудь соображения. Она отвечает «да», что означает: «Да, но пока это немного расплывчато, я бы хотела предложить вам это, уже когда напишу».

      – Какие именно?

      – Пока это немного расплывчато, я бы хотела предложить вам это, уже когда напишу.

      – Прекрасно. Тогда оставим пока запертую комнату, – говорит Луи.

      – Глянем еще разок на семнадцатый эпизод? – предлагает Жером.

      Он невзлюбил Камиллу с самого начала и не прочь отделаться от нее, заменив более «токсичным» женским персонажем.

      – Мы уже четыре серии нянчимся с этой занудой!

      – Впереди еще целых семьдесят шесть, а ты уже хочешь кого-то замочить? К чему такая спешка?

      – Истребить Камиллу мне кажется несколько преждевременным, – говорит Матильда. – В нее ведь влюбится Джонас.

      – Ну и что? Он и в другую может влюбиться. В более…

      – «Токсичную»?

      – Вот именно.

      Уже в первом своем наброске Луи хотел наделить Камиллу склонностью к самоубийству.

      – Самоубийство дает массу преимуществ: это изысканно, это наполнено смыслом, это в духе «конца века».

      – Думаю, это довольно жестоко по отношению к студенткам, изучающим философию. А вдруг во время показа одна из них как раз будет писать свой диплом, включив телевизор, чтобы не было так одиноко в ее тесной каморке?

      – У вас неистовое воображение, Матильда, вы