Три романа и первые двадцать шесть рассказов (сборник). Михаил Веллер

построен подобно симфонии в четырех частях, и тональность всех четырех была исключительно ре-минор. Менялись лишь скорость и сила от форте до пианиссимо. Бессердечно развлекшись, Ольховский прервал эту филармонию практическим вопросом:

      – Сколько тебе надо?

      – Чего? – остановил Мознаим пиление безумного смычка.

      – Людей и денег.

      – Это работа для дока! Для судоремонтного завода!

      В дверь вежливо постучали.

      – Кто еще? – заорал Ольховский.

      И вошли именно те, кем он только что интересовался: люди и деньги. Первые были представлены старпомом и старшиной второй статьи Бубновым, и хотя невысокий старпом пихал его рукой в загривок чуть даже снизу, впечатление от композиции возникало, как если бы кошка тащила в зубах за шиворот поджавшего лапки котенка. Деньги же содержались в фанерном ящике со знакомой нам надписью «На реставрацию музея крейсера „Аврора“», каковой ящик был извлечен из пакета, загадочно улыбающегося лицом Моны Лизы и сердечно извиняющегося «Sorry, Leonardo».

      – Сори, понимаешь?! – спросил Колчак, вытряхивая на стол веер бумажек и ручей рублевых монет.

      Вид денег был в принципе приятен, но их мелкость выглядела оскорбительной. Ольховский потребовал объяснений.

      – Еду мимо метро, – задыхался от негодования Колчак. – Смотрю – кто! Стоит! Этот сучонок сшибал деньги у метро! Можете почитать, под каким соусом! А от самого разит! Нет, это ж надо додуматься!..

      – Товарищ командир, разрешите обратиться! – отчаянно воззвал Шурка, проклиная свое невезение: он действительно врезал в разливе двести под бутерброд, давно сделав наблюдение, что под выпивкой время летит быстрее и тем самым процесс заработка субъективно ускоряется.

      – Не команда революционного крейсера, а жулье-с! Побирухи!

      – Боже! – обратился Ольховский, стремясь излить в одной фразе все, чем мучила его окружающая действительность: – Когда матросы столичного гарнизона начинают просить милостыню на панели – державу уже ничто не спасет!

      – Спас-сет! – пообещал Колчак.

      – Спасет! – стремительно возразил Шурка. – Это не милостыня!

      – Лепта, подаяние, улов, хабар! – выстрелил очередь синонимов Колчак.

      – Это сбор средств! – объявил Шурка, поддавая вибрирующих модуляций, по смыслу соответствующих разрыванию тельняшки на груди. – Как бывало – подписка населения на новый истребитель! или броненосец!

      – О, где бы взять приличного истребителя на вас на всех!..

      Но по дороге от метро Шурка успел продумать линию защиты.

      От страха выдумка дозрела до правды.

      – Это же для «Авроры»! За кого вы меня принимаете! Нам же нужны деньги! ремонтные работы! хозспособом! ударники для пушек!

      – Дисбат!!!

      – Ударники для орудий! где взять! а еще снаряды! элеваторы!

      – Ударник коммунистического труда! В зад и в глотку! В дисбат!!! Какие еще на хрен ударники?! попрошайка, хам… мошенник!

      Шурка прибег к бессмертной системе Станиславского: умер от оскорбления.

      –