Три романа и первые двадцать шесть рассказов (сборник). Михаил Веллер

фраера в погонах и развлекли охрану, то видом она этого никак не выказала.

      – С такими вопросами – к автору книги, – посоветовал борец.

      Ольховский покраснел от унижения. Он быстро отшагнул к стене, впаялся в кресло и кинул ногу на ногу.

      – Я – командир крейсера «Аврора» капитан первого ранга Ольховский, – лязгнув челюстью, доложил он так, как докладывают зарвавшимся адъютантам перед начальственной дверью. – И речь о моих винтах! Винтах крейсера, – уточнил он, делая поправку на сухопутную тупость и готовый к ярости при возможном гоготанье. – И вопрос отлагательства не терпит. Не доложите кому надо – выйду на встречу иначе, но тогда ответственность будет на вас.

      Подобно всем подчиненным, бандиты тоже не хотят брать на себя ответственность перед начальством.

      После минутной отлучки борец проводил его ко входу в зал (мгновенно обыскав легкими касаниями) и кивнул в глубину:

      – Второй столик, у стены.

      За бутылкой «Абсолюта» и салатницей с миногами сидели двое очень приличного вида мужчин под сорок. Носатый был поджар и подтянут, как стайер, хлопковая синяя курточка свободно висела на нем. Второй был мордаст, густоволос и напоминал певца Расторгуева, этот был в темно-оливковом двубортном костюме и табачном галстуке в тон.

      – Присаживайтесь, – пригласил носатый и по-хорошему улыбнулся. – Расскажите, что у вас. Только представьтесь, пожалуйста.

      Он мельком взглянул в удостоверение Ольховского и кивнул соседу.

      – Господа, – сказал Ольховский. – Я знаю, что вы серьезные люди. Дело такое. Городу и флоту нужно ваше понимание.

      Носатый стайер улыбнулся еще раз, и его лицо собралось в тонкие морщинки, став веселым и умным. Он сделался похож на спортивного такого доктора физико-математических наук, и Ольховский бы немало удивился, узнав, что он и писал докторскую, когда новая эпоха запела новые песни и призвала его к новым подвигам.

      – Рюмку выпьете? – спросил мордастый, и Ольховский оценил аптечную дозировку интонаций: можно было с равной легкостью согласиться или отказаться, это был акт вежливости, который ничего не менял в отношениях, ничего не приближая, как отказ выпить ничего бы не отдалил.

      – Спасибо, – отвечал он в утвердительном смысле.

      Чоканье не производилось.

      Ольховский закусил не раньше, чем было предложено, и кратко изложил суть, ни словом не упомянув разговор с лысым замом.

      – Кто конкретно вам мог бы помочь?

      – Адмиралтейский завод.

      Миг совещания его собеседников был незаметен, если был вообще.

      – Ну, это такая мелочь, – прокомментировал мордастый, и в голосе его Ольховский попытался уловить не то сочувствие, не то укоризну.

      – Делайте спокойно ваш ремонт, – сказал математик.

      От второй рюмки Ольховский отказался, показывая, что ценит чужое время и правильно понимает гостеприимность жеста. Он поблагодарил и коротко попрощался.

      – Желаю успеха, – проводил его фразой математик.

      Мордастый уже смотрел мимо.

      Не