Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…». Наталья Павлищева

звонко рассмеялась:

      – К чему хозяину пяти быков пластина?

      – Э, нет… Он у другого купца эту пластину на меч обменять может или вон у гончара на пифосы, а уже гончар за эту пластину у другого купца ткани возьмет…

      – Постой, постой… получается, если владельцу быков не нужны ткани, а гончару быки, то при помощи этой пластины можно не сводить их всех вместе на рынке, но при этом совершить тройной обмен?

      – Ах, ты ж моя умница! – восхитился отец, потому что дочь схватила суть куда быстрее сыновей. Ализий только еще морщил лоб, а Пенелопа уже все поняла. – К тому же можно и не тащить из одного края Эллады или Великой Зелени в другой этих быков или горшки, а везти пластины. И в разных местах на эти пластины менять товары.

      – А что на них должно быть помечено?

      – Это другая придумка Паламеда. Тяжесть пластины и то, кем определена, чтобы доверие было.

      – Так и на золоте можно метить.

      Пенелопе очень понравилась придумка Паламеда. А еще про него поговаривали, что придумал какие-то игры хитрые, в которые играть можно, сидя за столом и при светильнике. Не все же одни рассказы слушать…

      На мысль о рассказах Пенелопу навела болтовня, слышавшаяся внизу. Женихи, неимоверно привирая, рассказывали о своих мнимых приключениях. Обыкновенный переход большой лужи после дождя в их устах превращался в плаванье по бурному морю, а любая охота была сродни Калидонской на дикого вепря. Если верить тому, что врали кандидаты в зятья Икадия, любой кабан в Элладе таков, что смог бы кормить целую деревню не меньше года, рыбины в последнее время перестали помещаться даже в длинные стовесельные триеры, а бури на Великой Зелени случались трижды в день с валами выше вершин Тайгета, который заслоняет Спарту от остальных городов. Вепря женихи убивали одним ударом кулака, рыб запрягали в свои триеры, как быков в плуг, а с Посейдоном и вовсе разбирались одним «хм», бог морей пугался и немедленно затихал в своей глубине, чтобы не получить от смелых ахейцев по шее.

      Слушать этих вралей было смешно. Сплошные герои, каждый из которых способен осчастливить любую красавицу одним только намерением жениться.

      Взгляд Пенелопы снова вернулся к крепышу, от макушки до пяток заросшему светло-рыжими волосами. Буйная растительность кучерявилась не только на голове и подбородке, но и на ногах, руках и даже спине. Выгорев на солнце, эти кудри стали скорее пегого, чем огненно-рыжего цвета. Невысокий, крепкий, как дубок, он без конца сверкал белозубой улыбкой и что-то рассказывал. Слушали внимательно, с удовольствием хохотали, но чувствовалось, что смеются не над грубыми шутками, а над чем-то действительно смешным. Тоже небось врет про вепря или Посейдона. Или про то, как наставил рога царям тех мест, куда плавал. Такие любят хвастать своими мужскими победами и количеством рожденных от них сыновей по всем отдаленным уголкам Великой Зелени.

      При мысли о победах рыжего болтуна над неведомыми красотками почему-то стало обидно. Но не за Елену, просто