Блещет золото кровью алой. Евгений Сухов

Водочкой решили побаловаться. Не возбраняется ведь?

      – Оно, конечно, дело. Отметить, так сказать, хорошую сделку.

      Устроившись за столом, Шатун налил в рюмку водки и, смачно выдохнув, выпил в один большой глоток.

      – Ничего, что я так, по-простому? – довольно крякнув, спросил он. Отыскав подходящий огурчик, вытянул его из банки и с аппетитом захрустел.

      Оперевшись плечом о косяк, Григорий стоял смурной, осознавая, что рюмка водки, выпитая Шатуном, не последняя неприятность за сегодняшний вечер.

      Иннокентий натянуто рассмеялся, пребольно дернув Григория за нервные струны.

      – О чем речь между своими.

      – Пей сколько хочешь, – невесело процедил Григорий, – никто отнимать не станет.

      – Разумеется. – Отодвинув рюмку, проговорил: – Только я все-таки воздержусь. Есть серьезная тема.

      – А мы разве не серьезно с тобой базарили? – спросил Григорий и как бы невзначай посмотрел в коридор.

      Двое вошедших – первый был высокий, с крепкими, но слегка сутулыми плечами, другой немного пониже ростом, но невероятно мускулистый, будто бы сотканный из корабельных канатов, напоминал акробата – стояли в прихожей. Третий – жилистый и упругий, как кусок каучука, брюнет – топтался в комнате. Четвертый – массивными габаритами напоминал борца сумо, – скрестив на груди руки, подавляя внушительными размерами, заслонял выход (нутро неприятно пощекотал холодок – такого не отодвинешь).

      – Ты мне вот что скажи, Гриня. Таранникова ты грохнул из-за яйца Фаберже? – весело поинтересовался Шатун. – Я так понимаю?

      В его ровном голосе не прозвучало угрожающих ноток. Даже улыбнулся, как если бы хотел расположить к себе, вот только веселиться отчего-то не хотелось.

      – А с чего ты взял, что именно я его грохнул? – с некоторым вызовом спросил Григорий.

      Вновь совершенно некстати хихикнул Иннокентий (наверняка что-то нервное), продолжавший сидеть за столом. Закуска его уже не интересовала. Понять его можно – присутствие чужих и опасных людей способно отбить аппетит у кого угодно.

      – Понимаешь, какая вещь… Вот ты даже не удивляешься тому, что он мертв, а ведь об этом еще никто не знает, – хмыкнул Шатун. – Чего ты напрягся? – В голосе вора послышались рычащие нотки. – Я ведь видел его мертвым… Не хочешь спросить, как это я попал в квартиру, когда дверь была закрытой? Отмычкой! Все-таки по своей первой специальности я домушник. Чего ты молчишь? Может, я не прав? Или хочешь сказать, что его замочил кто-то другой? Не ты? Ну? Не слышу ответа!

      – Я к этому не имею отношения, – процедил Григорий.

      – Тебя как зовут? – неожиданно обратился Шатун к Иннокентию.

      – Кеша, – нервно сглотнул тот.

      – Вот что я хочу сказать тебе, Кеша, плохи ваши дела. – Повернувшись к Карасеву, жестко спросил: – Тогда почему яйцо Фаберже у тебя? Мне ведь Таранников рассказывал о нем. Не в его правилах болтать о своих успехах, видно, что-то на него накатило, проговорился! Слишком сильная вещь! Даже для него… А тут и вы ко мне подваливаете. В нашем деле такое редко случается. Как бы сказали на фронте