Верещагин и другие. Роман и три пьесы для чтения. Марина Королёва

ты? – спросила жена. Голос был тихий и виноватый, я у нее такого не слышал раньше.

      Я молчал. Я, может, и хотел бы что-то сказать, но не мог. В горле перекатывался шар, он не давал словам пройти.

      – Я тебя умоляю, умоляю… – начала жена, но о чем она меня умоляет, так и не сказала, только повторяла «умоляю, умоляю».

      Я сделал попытку заговорить. Надо же было сказать ей, чтобы она замолчала, что объясняться я не намерен, что говорить нам не о чем… Та же история: шар, грубый, шершавый, ворочался в горле, не оставлял места для звуков.

      Жена села на край моего дивана, попыталась положить свою руку на мою, но я руку отдернул. Ее лицо жалко сморщилось, она заплакала, снова начала свои «умоляю, умоляю». Но сейчас жалости у меня уже не было, я ничего кроме брезгливости не испытывал.

      Вошел сын:

      – Мам… Пап… – он смотрел на нас так растерянно, как будто на него надвигался оползень, а защититься было нечем.

      Только это и протолкнуло шар у меня в горле.

      – Всё в порядке, родной, всё хорошо, – голоса своего я не узнал.

      – Правда в порядке, пап? Мам?

      Жена продолжала плакать.

      – Хватит, – сказал я ей. – Хватит.

      – Нет, я должна сказать тебе, мы должны поговорить.

      – Хватит, – это короткое слово мне давалось легче всего, поэтому я его и выбрал, – хватит. Потом.

      – Пап, ты же сказал, что всё в порядке!

      Жена, по-прежнему плача, вышла на веранду. Зато ко мне зашел наш Доктор. Если бы в тот момент я мог чувствовать, я бы сказал, что рад ему. Посторонний человек избавляет от необходимости объясняться. Я всегда замечал, что гостей обожают неблагополучные семьи, и понимал почему: с гостями легче прятаться друг от друга.

      Я вспомнил про мать, которая оставалась в городе.

      – А мать знает… что я болел? – спросил я Доктора.

      – Нет. Мы ей сказали, что вам надо срочно сдать работу. У нее всё в порядке, не переживайте. Это «мы» меня царапнуло. Я представил себе, как они обсуждают с женой меня, мою болезнь, причины болезни…

      – А долго я так… – я подбирал слова, – пролежал?

      – Пять дней.

      Я вспомнил, что так ведь было уже, почти что так, и совсем недавно. Только тогда у меня была жена, был дом, который был моей защитой, моей норой, где я мог спрятаться от всего мира, от других и даже от самого себя, если было нужно. Единственное место, где я доверял всему и всем. Дом, конечно, оставался, но с таким же успехом домом можно называть и пепелище.

      – Послушайте… – начал Доктор.

      Не хватало еще, чтобы он утешал меня! Чтобы сожалел, давал советы, успокаивал. Нет, о нет!

      Шар снова заворочался в горле, но я сумел его вытолкнуть.

      – Доктор, не надо ничего говорить.

      Он понял сразу и больше не пытался. Оставил на бумажке названия лекарств, пожал мне руку и ушел. Я даже поблагодарить его не мог, хотя и вспомнил, что мы ведь не в городе, а значит, ему пришлось ехать к нам на электричке, возможно после дежурства. Но у меня не было сил