Предчувствие. Николай Боярчук

мне сообщил.

      – А у тебя она есть?

      Деда мой задумался, а я решил не отставать с насущным для меня на то время вопросом:

      – Ну, покажи мне ее. Я хоть самым краешком глаза посмотрю и обещаю тебе, честное слово, молчок, никому не рассказывать.

      Деда помаялся и почему-то захотел мне дать тогда опять щелбана, во всяком случае, руку с пальцами, так хитро сложенными, мимо волос на макушке моей он пронес.

      – Смекалка, Колюх, не каждому дается.

      – Но тебе же кто-то дал ее? Неужели эти самые бесы потемкинские? Ну покажи, чтобы и я знал, как она выглядит?

      В то время дедушку я вполне понимал: его несговорчивость и нежелание предъявить эту самую загадочную смекалку моему любопытству объяснялась житейской опаской – а вдруг я потом ее утащу, чтобы перед мальчишками похвастать?!

      …В портфеле дедовом оказалось немыслимое и по тем, и по нынешним временам количество денег. Хотя, конечно, не дедов портфель это был, а черти подбросили.

      – На деньжища те два дома новых поставить можно было и лошадку купить, и телегу. И до Кудыкино доехать, и насовсем там остаться. Скажу я тебе… Я Машу будить – иди с полати, гляди, что за диво у нас! Не хоче, разморенная, ети ее, муха, лень ей вставать.

      Маша, понятно, это и есть моя бабушка. Ну, ясное дело, я так никогда не называл ее, да еще чтобы «ети» – это дедово все самовольство. Да, за смекалку-то что? А это деда имел в виду то, что если у вас в руках найденный портфель, да если он еще с деньгами, никогда не надо открывать его и глядеть при людях, где попало. Мало ли что?! И побить ведь могут. И в кэпэзэ посадить, и, вообще… С бомбой тоже нельзя спешить. Если она в портфеле – особенно. Потому деда и занес находку в избу.

      А бабушка деньжата те несметные и после петухов увидела. Никуда не делись они, хотя и чертям уже засветло очень тесно жить, так в щели они все и прячутся. Ну, кто в чулан нырнет впопыхах, кто в колодец заброшенный. Иные в болотах прячутся или в трубу избенки самой неказистой. А вот чтобы в конюшне день пересидеть, на это не решаются – там, если кони остались, на работу не забранные, то и конец чертям. В пух и прах от копытцев-то лошадиных.

      Так, к слову сказать, это и мне помогало не раз, когда мальчишкой я на конюшню колхозную меж камней в углу от фундамента проникал ползком. Вы не подумайте, не чертей глядеть – поискать гнездышко после курочки. То и два, и три яичка тепленьких случалось подбирать. Это же соседские от конюшни курицы почему-то не хотели сидеть у себя во дворах некоторых. Может, сено не то, может, бесы там не давали покоя, так что в конюшню они ходить приноровились, где и шуму нет деревенского, бабьего, и зернышек от овса сколько хочешь…

      Ах, да! Про деньги-то что. Ночь прошла, черти сгинули. Деду – спать, да вот как с портфельчиком?! И бабка моя нехорошо так корит деда моего, Ивана Ивановича:

      – Бро, Вань! Ня надо! Куды нам с деньгами?! Жили без них, так и помирать лучше бедными, чем богатыми.

      Это она к тому, чтобы нес он портфель на станцию. Отдал бы там кому положено.