Страж её сердца. Оливия Штерн

совершенно рассохшейся двери. Ночью, когда выволакивал из дома двуликую, как-то не было времени рассматривать собственное жилище, зато теперь – вот тебе, пожалуйста, последствия столь долгого отсутствия. Если в доме нет хозяина, дом начинает ветшать. В холле солнечный свет путался в лохмотьях паутины, свисающей с потолка. Можно, конечно, ткнуть в эту паутину Марго, но нянька слишком стара, ночью вот снова за сердце хваталась, все лепетала – куда вы, куда вы, ниат, эту девушку тащите, сжальтесь. Крагха он должен жалеть кого-либо! Двуликие тогда не пожалели ни мать, ни отца.

      И ступени, ведущие наверх, пылью заросли. Правда, было видно, что Робин периодически прохаживается по ним метлой. Прямо дорожку посередине вымел.

      – Как тут грязно, – озадаченно прокомментировал Тиберик. – Если вы здесь живете, почему никогда не прибирались? Вот Аля…

      – Помолчи, – хмуро оборвал его Мариус. – Я тебя сейчас оставлю своей няньке, Марго, а сам вернусь в город. Надеюсь, у тебя хватит ума никуда не убегать? Сгинешь сам. Не выживешь.

      – Хорошо, – Тиберик поднял лицо и забавно сморщился, – я не буду убегать.

      Они добрались до комнаты, где раньше всегда по вечерам собиралась прислуга. Там у камина сидела в кресле-качалке Марго и что-то вязала. Пушистый котенок трогал лапкой клубок.

      – Марго, – позвал Мариус, все еще крепко сжимая в руке детскую ладонь.

      Женщина всполошилась, отложила в сторону рукоделие и вскочила с кресла, наверное, слишком резко, потому что тут же охнула и невольно схватилась за поясницу. Вот она, старость. Всегда что-нибудь болит, не сердце, так спина, не спина, так ноги.

      – Ниат Эльдор! Ох, слава Пастырю… А я уж заждалась вас, пирожков напекла, таких, как вы любили, с яблоками…

      И осеклась, уставившись на Тиберика. А Мариус молча смотрел на нее и с тоской думал, что жизнь его нянюшки стремительно катится к завершению. Как быстро. И как мало отпущено простому человеку. Ему очень не нравился восковой цвет морщинистого лица Марго, это было хорошо видно, когда она убрала волосы под белоснежный чепец. По-хорошему надо позвать лекаря, но… Еще никто и никого не исцелил от такой напасти, как старость.

      – Вот, – сказал он, отпуская наконец детскую руку. – Это Тиберик Ритц. Теперь будет жить с нами. Накорми его и обустрой как-нибудь для него комнату. Там, где помещения прислуги.

      Марго всплеснула руками.

      – Ох, ниат Эльдор! Да где ж вы… – И, словно вспомнив что-то, посмотрела особенно пристально. – А что с девушкой?

      Мариус коротко пожал плечами:

      – В тюрьме. Получит, что ей причитается.

      Доброе лицо Марго вытянулось, а взгляд вдруг потух. И, не глядя больше на Мариуса, она засеменила к Тиберику, протянула ему руку.

      – Ну, малыш, пойдем? Меня зовут тетя Марго. Пойдем на кухню, там есть бульон и пирожки. Ты же, наверное, голодный?

      Мариус вспомнил про пакет с рогаликами, хотел вручить его няньке, но та почему-то демонстративно отвернулась и повела мальчика прочь. Мариус огляделся, сгрузил рогалики на стол. Вот и пойми этих женщин. А ведь хотел как лучше. Что она себе надумала?