Ищейки в Риге. Хеннинг Манкелль

только для меня. Я никому больше этого не скажу.

      Мёрт раздумывал, а Валландер ждал.

      – Неделя, – сказал Мёрт. – По меньшей мере неделя. Только никому не говори.

      – Считай, что я уже забыл. А ты все еще уверен, что это иностранцы? Русские или жители Восточной Европы?

      – Да.

      – Ты обнаружил что-нибудь особенное?

      – Я не разбираюсь в оружии. Но пуль такого типа я раньше не видел.

      – Что-нибудь еще?

      – Да. У одного из мужчин татуировка на предплечье. Что-то вроде кривой сабли. Турецкий ятаган или как он там называется?

      – А что это такое?

      – Ну, сабля какая-то. Прозектор не обязан разбираться в старинном оружии.

      – А надписи?

      – Что ты имеешь в виду?

      – На татуировках обычно бывают надписи. Женское имя или какое-нибудь название.

      – Ничего.

      – Что-нибудь еще скажешь?

      – Не сейчас.

      – Что ж, спасибо.

      – Не за что.

      Валландер положил трубку, налил себе кофе и направился к Бьёрку. Кабинеты Мартинссона и Сведберга были открыты. Но никого из них не было на месте. Валландер сел и стал пить кофе, пока Бьёрк заканчивал говорить по телефону. Он рассеянно прислушивался к словам Бьёрка, который все больше и больше терял самообладание. Но когда Бьёрк с силой швырнул трубку, Валландер вздрогнул.

      – Черт возьми! – воскликнул Бьёрк. – Есть ли хоть какой-то смысл в нашей работе?

      – Хороший вопрос, – ответил Валландер. – Но я не понял, что ты имел в виду.

      Бьёрка трясло от возмущения. Валландер не помнил, чтобы когда-нибудь видел шефа в такой ярости.

      – Что случилось? – спросил он.

      Бьёрк посмотрел на него:

      – Просто слов нет! Один из тех убийц в Ленарпе, которого мы называли Люсия, недавно получил временное разрешение покинуть тюрьму. И конечно, не вернулся. Вероятно, уже выехал за пределы страны. Теперь мы его никогда не поймаем.

      Валландер не поверил своим ушам.

      – Разрешение? Он ведь еще и года не отсидел? За одно из самых жестоких преступлений в стране? Какого черта ему дали освобождение?

      – На похороны мамочки.

      Валландер остолбенел:

      – Но ведь его мать умерла десять лет назад! Я помню это еще по рапорту, который нам прислала чешская полиция.

      – Женщина, назвавшаяся его сестрой, сидела в тюрьме Халль. Она подала прошение на временное освобождение, чтобы присутствовать на похоронах. У нее было приглашение, свидетельствующее, что в церкви Энгельхольма состоится погребение. Приглашение, конечно, поддельное. В этой стране все еще есть люди, наивно полагающие, что никто не станет подделывать приглашения на похороны. Его отпустили под надзором. Позавчера. Естественно, не было ни похорон, ни умершей матери, ни сестры. На надзирателя напали, связали и бросили в лесу где-то возле Йончёпинга. И у них еще хватило наглости проехаться на полицейской машине через Лимхамн в аэропорт Каструп. Там они ее бросили. И исчезли.

      – Это невозможно, – продолжал возмущаться Валландер. –