Шизофрения с точки зрения онтопсихологии. Антонио Менегетти

сказать, что и все пациенты пользовались этим моментом майевтики, потому что с ними обращались как с умными людьми.

      Слушая его объяснения, я не отдавал себе отчета, что рождается онтопсихологическая теория в клинической области. Когда впоследствии я решил изучать онтопсихологию, я вновь переосмыслил эти сцены и действия того, столь важного периода обучения. Описать те случаи сейчас практически невозможно, потому что это потребовало бы много времени и невероятных усилий с моей стороны, но вкратце могу сказать, что интервенция проф. Менегетти всегда была терапевтически результативна: после «терапевтической хирургии» человек менялся, выздоравливал, у него исчезал симптом, и потом уже нашей задачей было продолжить, поддерживая это изменение и препятствуя неизбежным моментам регресса, возвращению старых привычек и сопротивлению клиента.

      Каждому через точное действие демонстрировалась собственная точка внутреннего отклонения, которая была бессознательной, но в отношении нее проговаривание исторической ситуации оказывало глубокий терапевтический эффект. Кроме того проф. Менегетти давал некоторые очень практические и простые советы в отношении стиля жизни пациента, и мы, ассистенты, должны были лишь содействовать их реализации.

      Постепенно я заметил, что в то время как происходили позитивные изменения в тех, кому я помогал, что-то менялось внутри меня: менялся я сам. Я заметил, что этот человек мог придать функциональную способность другому, восстановить осознание реального положения вещей и возможность реализовать свои инстинкты упорядоченным образом.

      Больной человек за короткое время (две недели) был способен начать ухаживать за собой и действительно осознавать реальное положение вещей, совершать действия, которые приносили удовольствие и удовлетворение: то есть восстанавливался порядок природы, поэтому пациент становился продуктивным в отношении себя и других, и благодаря этой способности получал вознаграждение. Единственным огорчением становилось видеть, как семья реагировала на эти изменения, благодаря которым человек приходил к здоровью, реализму, независимости, способности действовать.

      Иногда родственники оказывались раздавленными всем этим, а порой утверждали, что предпочли бы, чтобы тот оставался больным, нежели свободным. Эта независимость на самом деле означала для родственников потерю «власти» над субъектом.

      Я помню случай тяжелой шизофрении: женщина 35 лет, замужем, мать двоих детей, которая не ела, не пила, не мылась, не ухаживала за собой и слышала внутренние навязчивые голоса. Мой коллега из Бразилии и я ухаживали за ней на протяжении двух недель, давая есть с ложки, моя ее, оставаясь с ней рядом даже ночью, не смотря на то что она постоянно кричала и сопротивлялась нашему уходу. Через несколько дней, во время которых проф. Менегетти общался с ней на групповой терапии, она выразила готовность к сотрудничеству, стала выходить с нами, ухаживая за собой, кушая, ухаживая за