Спаситель. Ю Несбё

взглянул на командира:

      – В смысле?

      – У тебя правда нет дел поважнее?

      – Правда. Я с удовольствием. Люблю возиться с машинами и…

      – Менять резину?

      В ответ на широкую улыбку командира Рикард только молча кивнул.

      Стекло поднялось, машина тронулась, и Мартина сказала отцу, что, по ее мнению, нехорошо использовать так Рикардово служебное рвение.

      – Ты, наверно, имеешь в виду покорность, – отозвался отец. – Не волнуйся, милая, это всего-навсего проверка.

      – Проверка? Самоотверженности? Или страха перед авторитетом?

      – Последнего. – Командир фыркнул. – Я говорил с Tea, сестрой Рикарда, и она ненароком обронила, что Рикарду очень хочется до завтра закончить бюджет. Если так, ему бы следовало оставить дело с резиной Юну.

      – Ну и что? Рикард просто покладистый.

      – Да, покладистый и расторопный. Трудолюбивый и серьезный. Я лишь хочу убедиться, что у него достаточно твердости и мужества, необходимых для важной руководящей должности.

      – Все говорят, что должность получит Юн.

      Давид Экхофф едва заметно усмехнулся, глядя на свои руки.

      – Вот как? Вообще-то я ценю, что ты защищаешь Рикарда.

      Мартина смотрела на дорогу, но чувствовала на себе взгляд отца, когда он продолжил:

      – Ты же знаешь, наши семьи связывает многолетняя дружба. Они хорошие люди. С прочными корнями в Армии.

      Мартина шумно вздохнула, подавляя досаду.

      Для этой работы нужна всего одна пуля.

      Тем не менее он снарядил обойму полностью. Во-первых, при полной обойме оружие идеально сбалансировано. А во-вторых, вероятность осечки сводится к минимуму. Шесть пуль в обойме, одна – в патроннике.

      Он надел плечевую кобуру. Купил подержанную, кожа была мягкая, пахла солью и горечью пота и ружейного масла. Пистолет лежал как надо. Став перед зеркалом, он надел пиджак. Ничего не заметно. Крупнокалиберные пистолеты стреляют прицельнее, но ведь он занимается не снайперской стрельбой. Штормовка. Затем пальто. Шапку он сунул в карман, проверил, не забыл ли положить во внутренний карман красную шейную косынку.

      Посмотрел на часы.

      – Твердость, – сказал Гуннар Хаген. – И мужество. Эти два качества я считаю самыми главными для моих инспекторов.

      Харри не ответил. Решил, что это, пожалуй, не вопрос. Обвел взглядом кабинет, где часто сидел вот как сейчас. Не считая фразы о том, что комиссар говорит инспектору, как обстоит на самом деле, все здесь теперь по-другому. Исчезли кипы мёллеровских бумаг, альбомы с Утенком Дональдом и К°, засунутые на полку среди кодексов и полицейских инструкций, большая фотография семьи и еще большая – золотистого ретривера, которого дети когда-то получили в подарок и давно забыли, потому что девять лет назад он умер, но Бьярне Мёллер до сих пор горевал о нем.

      Чистый стол с компьютерным монитором и клавиатурой, маленькая серебряная подставка с обломком белой косточки и локти Гуннара Хагена, на которые тот как раз оперся, устремив на Харри взгляд из-под