Тайна древней рукописи. Эрика Орлофф

высокую влажность, значит, не имеет никакого смысла бороться с истинной природой моих волос. Все равно заплетутся, и получится что-то среднее между кустарниками аспарагуса и стальной мочалкой.

      Нанеся блеск для губ и накрасив ресницы, я надела черные балетки – я также решила, что не буду бороться с ростом в пять футов три дюйма. Но на самом деле это я обманываю себя, потому что мой рост составляет пять футов два дюйма, и еще немного добавляют волосы на голове. У меня от природы бледная кожа, вся усеянная веснушками, которые я тоже не заморачиваюсь скрывать, и глаза ярко-серого цвета. Я взглянула на книжную полку, на которой дядя расставил рамки с черно-белыми фотографиями моей мамы. Она смотрит прямо в объектив камеры и смеется, а ветер развевает ее волосы. На фотографии она одета точь-в-точь как Мадонна образца 80-х годов, и каким-то удивительным образом маме все это идет.

      Хотела бы я знать, что так рассмешило ее. Дядя Гарри этого не помнит. Я на нее очень похожа – только другой цвет волос, но тот же бледный тип кожи. Увы, от солнечных лучей я тут же превращаюсь в вареного рака. Но на этом, кажется, сходство заканчивается. Потому что на каждой фотографии мама выглядит как модель, или как богемная художница, или как кто-то гламурный из жизни, похожей на сказку.

      Я оглядела себя еще раз с головы до ног в зеркале шкафа в моей комнате. Я выглядела… почти что взрослой. Улыбнувшись своему отражению, я вышла в узкий коридор. Он был завешан постерами и афишами любимых мюзиклов дяди Гарри и Гейба – «Парни и куколки», «42-я улица», «Контакт», «Чикаго», «Спамалот». Завернув направо, я прошла на кухню. По меркам Манхэттена она была огромной, по бостонским – крошечной, с блестящими и сверкающими чистотой электроприборами, кленового цвета шкафчиками и кухонными столами с гранитными столешницами. Я потянулась за кофемолкой.

      – Нет времени, дорогая, – сказал Гарри. – По пути забежим в «Старбакс». Нам надо идти.

      Гейб подошел ко мне.

      – На тебе кимоно? – спросила я, дотронувшись до шелка голубого и зеленого цветов.

      – Ага.

      – Здорово, можно я позаимствую его у тебя как-нибудь?

      – На твоем месте я бы никогда не снимал это платье. Да за него и умереть не жалко. Ты выглядишь неподражаемо.

      – Спасибо. – Я встала на мысочки и поцеловала его на прощание. – Кстати, мне сегодня понравились твои душевые песнопения.

      – Ты слышала, как я пел?

      – Каждую ноту.

      Гарри шутливо закатил глаза.

      – Святая невинность! Он же прекрасно знает, что мы слышим его.

      Спустившись на лифте с сорокового этажа и заглянув в «Старбакс» (я погибну, если не выпью с утра кофе, это для меня источник жизни), мы с дядей ринулись в утреннюю толпу спешащих на работу людей – но направились не в аукционный дом.

      – Куда мы идем?

      – Домой к доктору Соколову.

      – Я думала, он сам придет к тебе на работу, чтобы увидеть рукопись. Разве этот манускрипт не то, ради чего живут все ваши средневековые специалисты?

      Гарри запрокинул голову и рассмеялся.

      – Боюсь,