Практика на Лысой горе. Марина Комарова

можно и в город смотаться. Слетев по ступенькам, совсем не вовремя притормозила и ткнулась носом в чью-то широкую грудь. Ойкнув, попятилась и подняла голову.

      – Осторожнее, панна студентка.

      Голос низкий, тягучий, что прозрачный мед. Говорит негромко, а кажется, что стены могут задрожать. И чудно как-то, слова понимаю, а говор не наш. Смуглый, статный, в плечах, наверно, косая сажень. Я ему едва до этого самого плеча достаю-то. Лицо чеканное, красивое, чуть архаичное, напоминает славянского идола. Нос с легкой горбинкой. Глаза – светло-голубые, холодные, смотришь – забирают куда-то вдаль – к заснеженным горным вершинам и слепящим лучам солнца. Белые-белые волосы лежат на плечах. Седой, что ли? Но на вид не такой уж и старый. Одет в черную куртку и брюки, на ногах – высокие шнурованные ботинки. Ворот и манжеты расшиты красным, зеленым и желтым. На боку висит узкий остроносый топорик с длинным древком, таким темным, словно ему не одна сотня лет. Если не ошибаюсь, Андрей Григорьевич называл его барткой.

      Мужчина чуть улыбнулся, холод из глаз ушел, оставив какие-то уют и… доброту. Словно сквозь затянутое тучами небо вдруг пробилось весеннее солнце. Мне стало немного не по себе… Втянула воздух – голова пошла кругом от запаха еловых шишек, свежей травы и дождя. Покачнулась, но он меня тут же поймал под руку.

      – Вам плохо? – в голосе промелькнули нотки обеспокоенности.

      – Нет, все в порядке, – пробормотала я, пытаясь прогнать нахлынувший дурман. – Извините.

      – Точно?

      Я криво улыбнулась. Ой, да все равно как, лишь бы свалить подальше.

      – Да-да, извините, я пойду.

      Ретировалась настолько быстро, что даже не оглянулась. Хоть и чувствовала недоуменный взгляд спиной, пока не скрылась за углом.

      ***

      Снег скрипел под ногами, мороз кусал за щеки. Древко барки привычно постукивало по бедру. Люди оглядывались, но он их не замечал. Остановился в нескольких шагах от величественного возвышавшего многоэтажного здания с узкими окнами и покатыми крышами. Высеченные из камня крылатые горгульи чуть дрогнули, узнавая его.

      – Ну, здравствуй, любий друже, – тихо произнес Чугайстрин-старший, – давно з тобою не бачилися.

      По воздуху пробежала едва заметная рябь, вспыхнули золотистые искорки. Чугайстрин улыбнулся и сделал шаг вперед. Снег стал прозрачным, истончился, расползся в стороны, оголяя черную землю. Миг – показалась сочно-зеленая трава. Где-то над головой зачирикали воробьи.

      – Ой, что ж деется-то, – проворчала проходившая мимо бабуся, косо посмотрев на Чугайстрина. – Зима на дворе, а тута трава полезла. Не зря потепление глобальное, не зря…

      Он только пожал плечами. В голубых глазах мелькнули шаловливые искорки, только на лице не дрогнул ни один мускул. Рановато еще весну творить, да очень хочется.

      Преодолев небольшое расстояние, Чугайстрин остановился возле массивных дверей, внимательно посмотрел на потемневшую табличку «Полтавский Национальный Университет Магии», словно хотел разглядеть что-то скрытое. Тяжело вздохнул, положил ладонь