.

потом?

      – Нашли мы кое-что. Куколку нашли соломенную, она в матке лежала.

      – Борис, ты что мелешь?! – шикнула бабушка.

      – Эх, ты! Матка – это матица, потолочная балка поперек избы. Вот в ней и хоронилась кукла-кикимора. И пакостничала. Дед ее сжег, а прах во дворе закопал.

      – Там? – показала Женя на кирпичную постройку.

      – Чего не знаю, того не знаю.

      К одиннадцати Барби была готова. Девочка оценила старания: кукла наряжена в лучшее платье, в пластиковых ушах переливаются серебряные сережки. Их Жене мама подарила на Новый год, и сестренке такие же. Хотя сестренка совсем кроха и мочки у нее еще не проколоты.

      – Не бойся, – шепнула Женя кукле.

      Под подошвами хрустел гравий. Скулила жалобно Жучка. Каркнули дверные петли.

      – Я принесла тебе первенца, – сказала Женя дыре. В выгребной яме заскреблось, вспыхнули глаза. Ближе, чем Женя предполагала.

      – Только отстань от нас, – попросила она. Барби полетела в темноту, плюхнулась на вязкую подушку.

      Женя повернулась к выходу. На дверь упала ветвистая тень. Шевельнулись кривые пальцы. Лапа, выросшая из стульчака.

      Женя вышла на улицу. Что-то подсказывало ей: бежать нельзя. Она шагала к дому, а по стене сарая ползла изломанная и угловатая тень. Во тьме чавкала сотней зубов голодная пасть.

      – Чур, – прошептала девочка, – Чур, пожалуйста.

      Тень руки потянулась по растрескавшейся побелке к шее Жени.

      Ее осенило. Нужно назвать кикимору по имени. Она столько раз читала эту сказку и заучила слово…

      Женя разлепила пересохшие губы:

      – Румпель…

      Грязная рука заткнула ей рот, дернула и поволокла к туалету.

      *

      – Хотите сказать… – Беляк посмотрел брезгливо на грязное платье Барби. – Это – та самая кукла?

      – Может – да, а может – нет. – В глазах Сенеба резвились хитрые чертики. На картине за его спиной красотка-дюймовочка расчесывала гребнем роскошную бороду и скалился кривоногий египетский божок.

      Беляк прошелся мимо витрины. В странном музее хранились вещи, на первый взгляд не имеющие никакой ценности. Заостренные пластиковые уши из сувенирной лавки, автомобильный номерной знак, смятый и ржавый, томик сказочника Гауфа, надколотый садовый гном.

      – И у каждого предмета есть своя история?

      – У каждого, – подтвердил Сенеб.

      На экране гримасничали его собратья с приделанными рожками и намалеванными усами. В углах помещения скапливались тени.

      – Валяй. – Беляк ткнул пальцем в кусочек картона с отпечатанным профилем клоуна. Билет на аттракцион. В юности он обожал луна-парки, и сейчас ощутил, как наяву, аромат карамели и запашок лошадиного навоза; в ушах зашумела детвора; перед глазами возникла девчонка, которую он заманил в темноту за каруселями.

      – Что ж, – сказал смиренно Сенеб. – Это история о материнстве.

      *

      – Какая